Дмитрий Медведев, избранный президент РФ: "Я многому научился у президента Путина"

В интервью Financial Times Дмитрий Медведев пообещал установить верховенство закона в России и заявил, что не будет вмешиваться в решения суда по делу ЮКОСа. За полтора месяца до инаугурации будущий российский лидер поделился с британскими журналистами своими взглядами на мировой финансовый кризис, российскую экономику и внешнюю политику, а также рассказал, как будет управлять Россией в тандеме со своим старшим товарищем Владимиром Путиным. — Господин избранный президент, каковы будут те три приоритета, которыми вы будете заниматься, и когда вы приступите к своей работе? — Я думаю, что эти приоритеты совершенно очевидны. Основное — это продолжение социально-экономического курса, который развивался в нашей стране в последнее время. Цель этого курса — улучшение качества жизни всех российских граждан. За последние годы удалось изменить ситуацию в экономике. Мы стали гораздо более сильным в этом смысле государством. Россия вошла в семерку крупнейших экономик по паритету покупательной способности. Но это еще не все. Теперь основная задача — конвертировать эти экономические успехи в социальные программы, показать, что развитие экономики улучшает жизнь каждого российского гражданина. В последнее время мы начали воплощать в жизнь несколько социальных программ в области образования и в области здравоохранения. И я считаю, что очень важно сохранить и развить эти программы, приступив к полноценной модернизации и в здравоохранении, и в образовании. А также добиться возможности, чтобы большинство российских граждан могли улучшать свои жилищные условия — это тоже очень важная вещь. Россия проводила и будет проводить сбалансированную внешнюю политику, направленную на защиту собственных интересов в неконфронтационном ключе, для того чтобы позиции России способствовали укреплению общей, глобальной безопасности в мире. Таким образом, приоритетов на самом деле несколько. Это сохранение экономической стабильности, развитие экономических свобод, развитие социальных программ и устойчивое положение России в мире. Естественно, что каждый из этих приоритетов распадается на массу задач. — Во всемирной экономике наблюдается замедление. Финансовый кризис в Америке, опасность того, что снизятся цены на нефть… Ожидает ли российскую экономику какое-нибудь охлаждение или потрясение в этом году, нельзя ли ожидать так называемого холодного душа? — Я уверен, что мы нормально подготовились к различного рода проблемам, действительно возникшем на мировом финансовом рынке — и в США, и в ряде других стран. Уверенность придает то, что за последние восемь лет мы смогли создать стабильную макроэкономическую систему. Наши финансовые резервы, наши золотовалютные резервы как никогда высоки и отражают общее положение дел в российской экономике. Поэтому мы в этом смысле застрахованы от колебаний, которые происходят на сырьевых и финансовых рынках, но не закрыты от тех сложностей, которые испытывает мировая экономика. Россия сегодня имеет открытую экономику, и мы об этом должны думать. Что можно противопоставить глобальному финансовому кризису? Только разумную выверенную финансовую политику внутри страны, которая позволит сгладить проблемы, образовавшиеся на мировых финансовых рынках. Мы должны следить за стабильностью всех финансовых индексов, [в том числе] российских финансовых индексов. Должны следить за сбалансированностью нашего бюджета, не должны допускать непродуманных расходов. И мы должны думать о том, чтобы укреплять наш собственный финансовый рынок и наш фондовый рынок — на сегодняшний день и тот и другой являются островком стабильности в океане финансовых страстей. Поэтому сегодня как никогда высок интерес иностранных инвесторов к российскому финансовому фондовому сегменту. Мы такого рода инвестиции приветствуем, хотя мы также должны наблюдать и за тем, чтобы наши внутренние пропорции в этом случае не выходили за существующие рамки, чтобы они помогали нам сохранить ситуацию макроэкономической стабильности — это тоже достаточно сложное дело, и мы стараемся самым внимательным образом им заниматься. Инфляция остается довольно серьезной проблемой для российской экономики, и теперь это стало проблемой экономики для многих стран. Мы обязаны подавить тот инфляционный всплеск, который образовался в нашей экономике в конце прошлого года. Этот всплеск как раз является следствием погруженности российской экономики в мировую экономическую систему. Это плата, которую мы, по сути, сегодня вносим за присутствие в клубе мировых экономических держав. Естественно, есть и другие факторы, которые влияют на инфляцию в нашей стране. В частности, мы не имеем пока полноценного внутреннего рынка продовольствия, вынуждены много продовольствия приобретать за границей. И с учетом того, как растут сегодня цены на мировом продовольственном рынке, это также сказывается на показателе инфляции у нас. — Планируете ли вы в связи с этим продолжать замораживание цен на основные группы продуктов питания? — Строго говоря, никакого замораживания цен в классическом виде не было и нет. Действительно, в конце прошлого года были подписаны соглашения о том, чтобы торговые наценки, которые применяются в торговой сети, не превышали разумных рыночных пределов — и не более того. Но, во-первых, эти решения были приняты все-таки не актами государства, правительства, это были соглашения между торговцами и производителями сельхозпродукции. А во-вторых, они включают в себя не более 10-15% от общего количества продовольственных товаров. Проблема еще и в том, что в потребительской корзине российского гражданина продукты питания занимают довольно значительное место, и мы не можем этого не учитывать. Вывод прост: нужно развивать собственную экономику и сельское хозяйство. — Вы будете работать в партнерстве с Владимиром Владимировичем [Путиным]. За кем будет оставаться последнее слово в принятии решения? — Я думаю, что вопрос не в том, кто говорит последнее слово, а в том, как выглядит политическая и правовая система в Российской Федерации. И в этой системе достаточно четко установлены компетенции двух основных уровней власти — я имею в виду компетенцию президента и правительства. Сама Конституция и предопределяет ответ на вопрос, кто и по каким вопросам принимает решение. Президент определяет основные положения внутренней и внешней политики, является верховным главнокомандующим, принимает ключевые решения в области формирования исполнительной власти, является гарантом прав и свобод российских граждан. У правительства своя, и очень обширная, компетенция. Правительство осуществляет ведение всей экономической деятельности, принимает важнейшие решения в области экономической работы. Это сложная, большая, тяжелая работа, и совершенно очевидно, что у правительства достаточно много собственных задач. Иными словами, все просто. Россия — это президентская республика с сильной исполнительной властью. — Мы находимся в уникальной ситуации, когда впервые в российской истории популярный лидер страны вовремя, в соответствии со всеми процедурами передает власть новому лидеру. Но у России нет каких-либо успешных примеров того, когда страной управляли бы два человека. Почему вы так уверены, что в данном случае все получится? — С одной позицией, которую вы озвучили, я согласен с другой не могу согласиться. По поводу того, что это уникальная ситуация, вы правы: история России практически не знает примеров, когда успешный руководитель, находясь на пике своей популярности, перешел бы на другую должность. Но президент Путин с самого начала сказал, что будет строго придерживаться Конституции России и будет работать два срока. И это означает, что в России наконец-то формируется полноценная традиция уважения всех процедур, вытекающих из Конституции и других законов. Но действующий президент — эффективный руководитель, он может и готов работать и дальше, для того чтобы двигать вперед развитие нашей страны, для того чтобы наше развитие продолжалось именно тем путем, который был определен восемь лет назад. Поэтому и был сформирован тот самый тандем, или связка, между кандидатом в президенты, т. е. вашим покорным слугой, и президентом России в качестве возможного будущего примера. Я уверен, что связка такого рода, тандем покажет свою абсолютную эффективность. Но в чем я не могу согласиться с вами — в том, что в этом случае возникнет некая конструкция двоевластия, которая в России исходя из исторического опыта имела всякого рода печальные последствия. Каждая власть должна заниматься своими делами. Президент является гарантом Конституции и обладает теми полномочиями, о которых мы сейчас с вами говорили, правительство занимается своими делами — это совершенно нормальная вещь. Нас же не смущает, когда бывший председатель правительства, бывшие премьер-министры в ряде европейских стран впоследствии занимают должности вице-премьеров, министров иностранных дел, даже будучи весьма популярными. Так что гарантию нормальной политической ситуации и успешного продолжения курса, который был выработан определенное время назад, я вижу в соблюдении законодательства, основанного на теории разделения властей. — В своей исключительно важной речи в Красноярске [в феврале 2008 г. на экономическом форуме, где была представлена предвыборная программа Медведева] вы сказали о необходимости предоставления свободы и свобод во всех их проявлениях. Можем ли мы в связи с этим ожидать некой оттепели в отношении СМИ и свободы политических собраний? — Я считаю, что за последние восемь лет наши СМИ проделали большой путь. Из достаточно слабых, я бы даже сказал — чахлых СМИ, которые обслуживали интересы отдельных бизнес-групп или просто отдельных людей, они превратились в мощную общественную силу. Общая капитализация СМИ несколько лет назад недотягивала и до миллиарда долларов. Сейчас речь идет о цифрах в десятки миллиардов долларов — не меньше, чем в $50 млрд я бы оценил стоимость медийного рынка в Российской Федерации. Что это, как не укрепление положения СМИ? И это очень важно, потому что современный медийный мир очень быстро развивается. Если не вкладываться в новые технологии, можно так и остаться в прежнем состоянии и тем самым просто потерять своих читателей зрителей и т. д. К примеру, FT насколько я понимаю, имеет не только бумажную версию, но и электронную версию, причем помещая туда видео-файлы, аудиофайлы… На это нужны деньги, этим надо заниматься. Я очень рад, что и наши СМИ, и электронные и печатные, получили возможность коммуницировать в этом глобальном пространстве. Могу вам рассказать, как начинается мое утро. Я включаю компьютер и смотрю новости. Я смотрю сайты крупнейших наших телевизионных каналов, где уже выложены основные продукты новостей. Смотрю сайты крупнейших российских и зарубежных СМИ, смотрю сайты тех российских СМИ, часть из которых комплиментарно относится к властям, часть из которых находится в жесткой оппозиции к власти. Это и есть нормальный глобальный информационный поток, дающий гражданам России, как и другим гражданам, право свободного доступа к информации. В России 40 млн пользователей интернета. Но дело даже не только в интернете. Дело в том, что сегодня технологически мы стали другими. При этом я не идеализирую ситуацию — есть и достаточное количество проблем. Есть и конфликты внутри редакционных коллективов, проблемы между редакциями и собственниками — то, что бывает и в других странах. А иногда и властям, и бизнесу не нравится то, что печатают в СМИ. К этому нужно спокойно относиться и действовать в рамках того правого поля, которое мы имеем. То есть вырабатывать правильные корпоративные нормы поведения СМИ — и взаимоотношения между собой, и взаимоотношения с властями. Поэтому я уверен, что у наших СМИ хорошее будущее. — Какие конкретные шаги вы планируете предпринять для того, чтобы укрепить верховенство закона в России? — Я действительно юрист, может быть даже в большей степени, чем это нужно, что называется — юрист до мозга костей, но это создает, наверное, определенные преимущества. Я думаю, что мы должны двигаться по трем направлениям. Первое направление — это утверждение верховенства закона, верховенство права в целом в нашем обществе. Российская правовая система молодая, ей порядка 15 лет. Хотя, с другой стороны, она опирается на традиции континентальной романо-германской правовой семьи, и в этом смысле нам проще было создавать свое законодательство, чем, может быть, каким-то другим странам. Что нужно сделать? Необходимо утвердить безусловный приоритет закона по отношению к подзаконным документам, по отношению к решениям, которые издает исполнительная власть, и к индивидуальным актам. Мы наконец должны превратить по сути и Конституцию в акт прямого действия. Из первой задачи вытекает вторая задача. К сожалению, и я об этом говорил неоднократно. Россия — страна, где не очень любят соблюдать законы, и, как принято говорить, страна значительного правового нигилизма. К сожалению, эти традиции были заложены не сегодня, не сейчас. По сути, значительное количество лет, даже до Октябрьской революции, здесь все было не так благополучно, как нам бы хотелось. И сегодня необходимо, чтобы каждый гражданин понимал не только необходимость, желательность соблюдения закона, но и понимал, что без такого отношения к закону, к праву нормально развития у нашего государства и общества не будет. А это сделать очень сложно, потому что привычки к нарушению законодательства, к нарушению правил поведения — они носят комплексный характер и зачастую существуют даже на бытовом уровне. Вы упомянули Красноярск, но во время другого крупного мероприятия, форума общественного, который проходил в Москве, я специально привел достаточно очевидный пример, когда часть наших людей даже не думает, что покупая, скажем, пиратские пластинки, нарушает чьи-то авторские права. Нужно изменить систему мышления. И в этом смысле мы должны постараться создать новое правосознание в стране. И, наконец, третья очень важная вещь, связанная с правовой системой и с применением законов в нашей стране, — это действенная и эффективная судебная система. Здесь тоже были свои негативные традиции, сформировавшиеся еще в XVII-XIX вв., и мы сегодня обязаны предпринять все необходимые усилия для того, чтобы суд в России был и независимым, и объективным, действуя на основе существующего процессуального законодательства. В значительной мере это зависит от той позиции, которую занимает государство, а с другой стороны — сама судейская корпорация. Судьи во всем мире — это очень уважаемые люди. Для большинства выпускников юридических факультетов, выпускников университетов должность судьи является верхом юридической карьеры, завершением юридической карьеры. И мы должны предпринять все от нас зависящее для того, чтобы те, кто приходит на судейские должности, понимали свою ответственность за принимаемые решения, за судьбы людей, которыми они распоряжаются на основе законов. Для этого необходимы две вещи. Современное актуальное законодательство, впитавшее в себя все лучшие традиции законодательства о статусе судей, процессуального законодательства. И вторая вещь — это заработная плата, доходы судьи. Я думаю, что через достаточно короткое время мы сможем создать весьма эффективную судебную систему, потому что в конечном счете все важнейшие решения по спорам между компаниями, по гражданским делам, по уголовным делам принимаются именно в суде, и наши граждане не должны бояться суда, а должны в необходимых случаях прибегать к его услугам. — Действительно, это монументальная задача. Но согласны ли вы с тем, что единственная ситуация, при которой Россия действительно может рассчитывать на то, что у нее будет верховенство закона, это ситуация, при которой власть будет уважать независимость судов и судей? — Безусловно, власть должна исходить из того, что конечную точку в различного рода конфликтах ставит именно суд. Если это конфликт локальный, то это суды районного звена, городского звена. Если это апелляционная или кассационная инстанция, то более высокие суды. Наконец, у нас есть система конституционного правосудия, которая применяется в том случае, когда возникает спор о соответствии того или иного закона или законного акта Конституции. Поэтому власть в этом смысле должна исходить из абсолютной независимости судов как системы. В самом деле, исходя из известной теории разделения властей суд тоже является властью. Вы, наверное, имеете в виду, должна ли исполнительная власть соблюдать те решения, которые принимает суд? Безусловно, да, точно так же, как и законодательная. — Скажете ли вы в таком случае официальным лицам в Кремле о том, что им не следует вмешиваться в решения суда и в деятельность судов? — Никто не может вмешиваться в решения суда. Ни официальные лица, сидящие в маленьком районе где-нибудь в сибирском городке, ни люди, работающие в Кремле. Проблема, естественно, не так примитивна, потому что в любой стране суд не существует в безвоздушном пространстве. Он существует в том же самом обществе и политической системе. Вопрос в том, каким авторитетом обладает любой судья — судья самой низшей инстанции или председатель одного из высших судов. Этот авторитет должен быть безусловным. — Хотел бы поговорить о российской трактовке демократии и вашем понимании демократии, как юриста. Предполагает ли российское определение демократии обеспечение личных прав и свобод и ограничение власти? — Демократия — это такой способ управления обществом и государством, когда граждане передают часть своих полномочий избранным ими людям. Это так называемая представительная демократия. Есть еще и непосредственная демократия, когда граждане сами принимают решение о том, как им жить по основным вопросам развития страны на референдуме. Как видите, мое определение демократии как власти народа ничем не отличается от классических определений, существующих во всех странах. При этом я считал и считаю, что демократия как ценность, как форма политического режима имеет универсальный характер и не требует никакой дополнительной расшифровки. Но при этом я хотел бы отметить, что в истолковании демократии опасны две крайности. Первое — это внеисторическое понимание, внетерриториальное понимание того, как демократия может быть реализована в том или ином государстве, в той или иной стране. Каждая демократия исторична и национальна. И демократия Великобритании, возникшая, скажем, в эпоху неписаной конституции, некоторым образом отличается от демократии, которая существует в начале XXI в. Наша демократия совсем молода, потому что ей буквально два десятилетия. Так произошло, что в России до этого совсем не было демократии — ни в царский период, ни, естественно, в советский период. И мы должны это учитывать в нашей ежедневной демократической практике. С другой стороны, существует и другая практика, когда некоторые иностранные и российские аналитики утверждают, что Россия вообще не приспособлена к демократии, это не ее путь развития, никакие универсальные общечеловеческие ценности в России не могут действовать. Россия — европейская страна. И она абсолютно способна развиваться вместе с другими государствами, которые выбрали для себя демократический путь развития. Поэтому, отсекая эти крайности, я считаю, что у России есть все шансы построить развитое демократическое общество и полноценное демократическое государство. — То есть вы себя можете описать как демократа? — Я являюсь сторонником ценности демократии как той формы, которую человечество выработало за последние столетия. Степень демократичности, либеральности или консервативности того или иного должностного лица или политика пусть определяют другие. — Вы западник или славянофил? Мир хочет знать. — Знаете, если бы я жил в конце XIX в., я бы ответил на этот вопрос с легкостью. Начитавшись лучших творцов русской классической литературы, можно было бы прямо ответить на этот вопрос. Но мир изменился. И сегодня мы должны быть современными. Поэтому я исхожу из приоритета российских интересов. — О приоритетах России мы поговорим чуть позже. Но вы упомянули русскую литературу, я тоже ее люблю и много читал. Есть ли у вас какой-то любимый герой? — Герой? Наверное, это сложная вещь. Я могу сказать, кого из писателей я люблю в большей степени. Мне с детства очень нравятся Чехов, Бунин и достаточно много вещей из Достоевского. На уроках литературы — еще в советской, конечно, школе — мы разбирали различные характеры различных героев. Но это школьные занятия. А я не очень [подхожу] для литературы. — Поскольку вы юрист, вернемся к вопросу о верховенстве закона. Возможен ли в процессе установления верховенства закона в России пересмотр вами некоторых особо важных судебных дел? В частности, дела [бывшего владельца ЮКОСа Михаила] Ходорковского. Возможно ли, что будут сняты некоторые новые обвинения в его адрес или же вообще он будет прощен? В частности швейцарский суд полагает, что дело Ходорковского носит исключительно политический характер. — Вы абсолютно точно отметили, что я юрист по стилю мышления, поэтому я и отвечу вам как юрист. Все процедуры, связанные с тем или иным уголовным делом, и делом Ходорковского в том числе, — они могут и должны осуществляться исключительно на основе закона, а не на основе мнений тех или иных уважаемых людей, высоких должностных лиц и уж тем более иностранных судов. Если мы исходим из существующей системы разделения властей, если мы исходим из доктрины независимости суда, то в деятельность суда не должен вмешиваться никто. Ни сельский староста, ни президент страны. Мы все должны действовать в рамках тех процедур, которые предусмотрены гражданским и уголовным процессуальным законодательством. В рамках тех полномочий, которые имеют соответствующие органы власти. — Вы также заявили, что вы планируете бороться с коррупцией. Но люди часто предпочитают просто заплатить милиционеру, нежели быть препровожденными в отделение милиции для проверки документов и т. д. Как в такой ситуации бороться с коррупцией? — Это очень непростая проблема. И основное, на мой взгляд, — это убрать стимулы к коррупционному поведению. Тот пример, который вы привели, очень характерен. Ведь это тоже следствие пренебрежения к закону, к праву. Когда гражданин дает гаишнику взятку, ему, наверное, и в голову не приходит, что он тем самым совершает преступление. Не административное правонарушение, я подчеркну, а именно преступление. А об этом надо бы думать. В этом корень всего. Что нужно делать? Я сказал в своем выступлении, что необходимо подготовить план по борьбе с коррупцией в стране. Он должен включать в себя как минимум три раздела. Первое — это законодательное изменение в области уголовного права и процессов, связанных в том числе с нашими международными обязательствами, ну и с текущей ситуацией в стране. Это, наверное, не самое сложное. Коррупцию невозможно задушить изменением закона. Вторая, гораздо более сложная вещь, — создание антикоррупционных стимулов. А вот это зависит от очень значительных вещей, от общего уровня жизни в стране. От того, насколько безусловно и жестко применяются законы в отношении тех, кто нарушает закон, в отношении так называемых коррупционеров, тех, кто берет взятки, совершает другие коррупционные действия. Самая высшая, может быть, форма такой мотивации — когда для лица, которое собирается совершить преступление, взятку получить, становится очевидным, что этого не следует делать, потому что это может разрушить всю его жизнь. Когда взятку брать не просто страшно, а неприемлемо по другим соображениям. Неприлично и может просто разрушить будущую жизнь, карьеру, уничтожить пенсию и т. д. Именно это останавливает полицейских, других государственных служащих от того, чтобы совершать подобные действия, в других странах. И третья, последняя вещь — это именно то, о чем я говорил, это изменение правосознания, изменение мышления людей. Таким образом, это законы, система стимулирования и общее улучшение экономического климата в стране и формирование современного правосознания. — Планируете ли вы привнести свежую кровь в исполнительную власть — или все так и будут из Санкт-Петербурга? Россия — страна большая… — Знаете, я все-таки не считаю, что сегодняшняя система власти полностью основана на выходцах из Санкт-Петербурга — хотя их немало. Это же обычная жизненная вещь: каждый человек опирается на тех людей, с которыми он работал, которых он знает. Но, по-моему, должен быть разумный баланс в любой команде между теми людьми, которых ты хорошо знаешь по прошлой работе (в том числе и в других местах, и в других городах), и профессионалами, которые приезжают по другим направлениям. Поэтому [не будет] никаких предпочтений по территориальному признаку, я не собираюсь их использовать. У нас много умных и креативных людей, происходящих из разных мест. — Недавно один из высоких должностных лиц [руководитель Госнаркоконтроля] Виктор Черкесов заявил, что представители спецслужб борются друг с другом для того, чтобы получить доступ к богатствам страны. Как вы планируете с этим бороться? — Спецслужбы создаются не для того, чтобы бороться друг с другом, а для выполнения задач по защите общественного строя. При этом в любом государстве спецслужбы зачастую находятся в состоянии соперничества. Это гарантия того, что на стол руководителя государства будет ложиться разносторонняя информация о ситуации в стране. Если же речь вести о нарушениях, совершаемых работниками спецслужб, то они подлежат расследованию и наказанию точно так же, как неблаговидные поступки, совершаемые любыми другими государственными служащими. Поэтому, когда речь идет о нарушениях, здесь нечего комментировать. — Я согласен, что в любой стране спецслужбы будут бороться и конкурировать за влияние, но они же не конкурируют за благосостояние, за богатство? — Вы знаете, у меня нет информации, что российские спецслужбы конкурируют за богатство. А если я получу информацию, что представители любой правоохранительной структуры занимаются конкуренцией или борьбой за материальные блага, такие люди будут немедленно уволены и привлечены к уголовной ответственности. В нашей стране все должно быть под контролем закона и соответствующих структур, существующих для надзора за соблюдением законов. — Планируете ли вы сократить роль и влияние государственной компании, и каким образом вы можете повысить роль малых предприятий? Это очень важно. — Это действительно очень важно. У нас достаточное количество государственных компаний, ряд из них очень крупные, тому есть исторические и объективные экономические причины. Тем не менее только 1/3 валового продукта создается в государственных компаниях. Значительная часть госкомпаний была приватизирована, и этот процесс будет продолжаться. Тем не менее есть государственные компании, само существование которых необходимо для экономической безопасности страны в целом. Я имею в виду инфраструктурные монополии — такие, как "Газпром", РЖД, оборонные предприятия, которые выпускают оборонную продукцию. Кстати сказать, только около 20% нефти у нас добывается и перерабатывается государственными компаниями — у нас ситуация гораздо больше приватная, чем в той же самой Норвегии. Кроме того, я хотел бы сказать, что количество государственных компаний, государственных акционерных обществ, госпредприятий должно быть ровно таким, чтобы обеспечить интересы всей страны, но не более того. И мы, естественно, продолжим тот курс, который был в России взят на создание полноценной частной экономики. Я не говорю о всякого рода сложностях, которые сегодня существуют в мире, и не хотел бы, конечно, чтобы здесь какие-то проблемы возникли и у нас — но я, например, знаю, что и в США, и в Великобритании, и в Швейцарии по сути были приняты меры по национализации ряда компаний из-за финансового кризиса. Я почему об этом сказал — потому что в конкретной ситуации государство само должно определять, что необходимо сохранить, от чего нужно освободиться, а что было бы полезно вернуть для того, чтобы обеспечить экономическую стабильность. Скажем, государственные корпорации, которые были созданы в последние время в области жилищно-коммунального хозяйства или так называемых нанотехнологий — они все рассчитаны на определенный период действия, а после этого должны быть или приватизированы, или просто ликвидированы. Что же касается государственных акционерных обществ, то я тоже об этом говорил в Красноярске. Считаю абсолютно разумным увеличивать количество независимых директоров в управлении этих компаний, которые будут представлять государственные интересы, как акционеры. Ровно потому, что, как правило, независимые директора лучше представляют себе бизнес и могут получать в ответ вознаграждение в отличие от чиновников. Но при этом обязаны действовать в интересах государства, как акционеры. — Что для вас значит термин "националист в хорошем смысле слова" (так Путин охарактеризовал Медведева. — "Ведомости")? — Я сейчас попытаюсь объяснить, как я себе понимаю успешного руководителя страны — России и не только России. Современный руководитель государства должен проводить абсолютно объективную, сбалансированную, по возможности эффективную экономическую политику, основанную на приоритете рыночных ценностей и права частной собственности. И не важно, каким образом характеризуют этого лидера — как либерала, демократа, консерватора. На мой взгляд, в современном мире любой руководитель, который хочет быть эффективным, должен исходить из приматы этих ценностей. Что же касается внешних отношений, то опять же безотносительно к тому, какой ярлык приклеивают тому или иному лидеру, любой эффективный руководитель страны обязан заботиться о защите интересов своего государства, делать это в постоянном режиме и, что называется, по всему периметру. На внешнеполитическом и внешнеэкономическом треке нельзя быть ни либералом, ни консерватором, ни демократом, нужно исходить из безусловного приоритета интересов своей страны. Если существует такое понимание и баланс между внутренней и внешней политикой, такой лидер может быть успешен. Поэтому Путин (говоря о Медведеве как о националисте в хорошем смысле слова. — "Ведомости") прав. — Соответствует ли улучшение отношений на данном этапе с Великобританией и интересам России? — Вне всякого сомнения. Все, что мы сегодня имеем, отражает две вещи. У нас очень хорошие экономические связи, просто блестящие. За последний год инвестиции из Великобритании в Россию увеличились в 3,7 раза. Почти в четыре раза. И составляют порядка $26 млрд. Только что Barclays купил один из российских банков ["Экспобанк"], по-моему, за $800 млн. Поэтому для развития экономических связей нет никаких препятствий. За весь период российско-британских отношений они, наверное, самые мощные. Это очень хорошо. Но двусторонние политические контакты сегодня еще в значительной мере свернуты, существует ряд ограничений, введенных, кстати, не нами, а правительством Великобритании — контакты между спецслужбами, обмены и т. д. И это, конечно, не очень здорово. Трагедии нет. Мы вполне можем восстановить весь объем полноценного двустороннего сотрудничества. Конечно, без предварительных условий, понимая независимость, позиции друг друга. После избрания меня на должность президента одним из первых я получил поздравления от господина [Гордона] Брауна [премьер-министра Великобритании]. И открыт к восстановлению сотрудничества в полном объеме. — Господин избранный президент, действительно ли вы верите в то, что Британский совет занимается шпионской деятельностью? — Я не руководитель спецслужб, но тем не менее та информация, которая периодически появляется в прессе, а также доклады, которые я получаю как один из руководителей государства, свидетельствуют о том, что есть проблемы с этим. Откровенно говоря, меня это не очень удивляет, потому что подобного рода площадки традиционно используются для сбора информации. — Некоторые полагают, что обыск в компании ТНК-BP — попытки саботажа усилий, которые предпринимаются для улучшения отношений в Великобритании и в России. Что вы думаете на эту тему? — Надо разобраться в том, что произошло. Во всяком случае та информация, которой я располагаю, свидетельствует о том, что в данном случае речь идет о коммерческом сборе информации в интересах других компаний, и такого рода коммерческий шпионаж является преступлением по законодательству любого государства. Но совершенно очевидно, что сейчас идет стадия предварительного следствия. Насколько я знаю, там были выемки каких-то документов. Те лица, которым предъявлены обвинения, находятся на свободе. Но исходя из того, о чем мы с вами последние два часа разговариваем, хотелось бы, чтобы точку здесь поставил все-таки суд, а не суждения аналитиков или политиков. Насколько я понимаю, там речь идет не о государственных преступлениях, а о преступлениях в сфере экономики. К сожалению, это обычная вещь, но надо дождаться результатов. Наши компании тоже пытаются в этом смысле друг за другом наблюдать и какие-то материалы получать. — Какие цели национальной безопасности вы планируете обеспечивать? — Вне всякого сомнения, Россия, будучи ядерной державой, несет на себе весь комплекс обязательств, связанный с этим статусом. Мы живем в очень опасном, сложном мире, когда расширяется количество ядерных стран, очень высока угроза ядерного терроризма. И задача каждого государства, входящего в ядерный клуб, — максимально тщательно и по-честному исполнять свои обязанности. Поэтому очень важны контакты в рамках существующих международных процедур, подготовка новых соглашений, связанных с ограничением стратегических наступательных вооружений. Недавно к нам приезжали наши американские коллеги, госпожа [Кондолиза] Райс [госсекретарь США] и господин [Роберт] Гейтс [министр обороны США] и рассматривалось несколько вопросов, обеспечение международной безопасности. Мы приветствуем такие контакты, хотя у нас довольно много расхождений. Конечно, нас не радует то, что сейчас активно реализуется идея, связанная с третьим позиционным районом в области ПРО. Мы считаем, что такого рода решения ломают хрупкий баланс сил и средств в Европе, да и не только в Европе. Тем не менее мы готовы изучать те предложения с которыми приехали наши американские партнеры. Не мы это все затеяли, но нужно куда-то двигаться, нужно все-таки добиться того, чтобы радикально не ухудшить ситуацию. Переговоры проведены, и те инициативы, с которыми приехали американские партнеры, нами изучаются. То же самое можно отнести к вопросу заключения нового договора о СНП [о сокращении стратегических наступательных потенциалов]. При этом здесь тоже существуют сложности, потому что мы бы хотели, чтобы все-таки этот договор не был пустой бумажкой, а впитал бы в себя весь опыт, накопленный нашими странами в 1970-1990 гг. В этом смысле, наверное, его базой должен быть не только договор о СНП, но и ряд других процедур и позиций, которые сегодня обсуждаются. Но определенное движение в этом смысле наметилось. — В связи с этим возможно ли ожидать, что между президентом Путиным и президентом Бушем будет подписано какое-то соглашение, которое станет их общим наследием, даже в свете того, что есть вероятность приглашения Украине и Грузии на саммите НАТО присоединиться к этой организации. — У президента Путина и [президента] Буша очень хорошие личные отношения — и я считаю, что, если бы не это, межгосударственные отношения сегодня выглядели, может быть, даже гораздо более сложно. Об этом я, кстати, сказал президенту Бушу во время телефонного разговора, когда он позвонил поздравить меня. Работа продолжается, эксперты работают, работают сотрудники МИДов и министерств обороны. Естественно, что у нас могут быть самые разные предложения, у американцев могут быть самые разные предложения. Но что я хотел бы отдельно отметить: ситуация вокруг Грузии и Украины нас не радует. Мы считаем ее крайне неприятной для существующей конструкции европейской безопасности. Я вообще хотел бы сказать, что любое государство не может получать удовольствие от того, что к твоим рубежам приближаются представители военного блока, в котором ты не принимаешь участия. Тем более не очень объяснимая вещь, когда подавляющее большинство граждан одного из государств, такого, например, как Украина, выступает категорически против вступления в НАТО, а правительство соответствующего государства проводит иную политику. Вот это как раз и есть реальная демократия. Как минимум в таких ситуациях принято проводить референдумы. — Вы вступаете во власть после исключительно популярного и сильного лидера. Чему вы за годы совместной работы научились у Путина, что для вас является важным качеством? — Я многому научился у президента Путина. И на самом деле наши отношения действительно насчитывают уже больше чем 17 лет. Когда мы в первый раз встретились, я был еще совсем молодым человеком, мне было 24 года, а он был моложе, чем я сейчас. Но он был уже гораздо более опытный человек, прошедший школу работы и в России, и заграницей, в Советском Союзе. Меня с самого начала поразило, то что он очень тщательно относится к информации и старается по максимуму вникнуть в любую проблему, с которой сталкивается и сталкивался даже в тот период. И только на базе вот такого комплексного анализа принимает решения. Я считаю, что это очень важно для любого руководителя, тем более для президента. И здесь есть чему поучиться у президента Путина многим людям. Любой лидер, любой руководитель должен максимально тщательно изучить вопрос, после этого, приняв решение, столь же интенсивно его исполнять. Этими качествами всецело наделен президент Путин, и именно поэтому он такой популярный и эффективный лидер. И еще немаловажная вещь — нас связывают товарищеские, доверительные отношения, а это очень важно в политике. Только так и можно решать такие труднейшие задачи, которые стоят перед российским государством и обществом. России нужна максимальная консолидация власти, консолидация российских элит, консолидация общества, только в этом случае мы сможем достигнуть тех целей, которые стоят перед нашей страной. Я уверен, что мы сможем это сделать. — Признайтесь, когда вы узнали о том, что вы станете президентом? — Узнал я о том, что стану президентом, в ночь со 2 на 3 марта, когда были обнародованы данные о голосовании. В этот момент я почувствовал, что могу стать президентом России. Все остальное — это при всем уважении обсуждение нескольких людей, а не результаты голосования. Что же касается моих ощущений, то их, конечно, много, не буду лукавить. Совершенно очевидно, что на президенте лежит максимальная ответственность за состояние дел в стране. Это такая функция или, если хотите, миссия, которую невозможно выключить рубильником, заснуть и перестать быть президентом. Это такая очень сложная работа, но кто-то ее же должен делать, тем более что это очень интересная работа. Я уверен, что все должно развиваться по оптимистическому для нашей страны сценарию, поэтому последняя вещь, которую я хотел бы сказать, она абсолютно конкретная. У нас в июне-месяце будет очередной Санкт-Петербургский экономический форум. Это большая серьезная площадка, я планирую там выступить. И мы надеемся, что к нам приедет много гостей, много иностранных политиков, а также много представителей бизнеса из разных стран, и в том числе из Великобритании. Я и вас приглашаю принять участие, и там можем продолжить наше общение. Лайонел Барбер Нил Бакли Кэтрин Бэлтон "Ведомости", №53 (2075) от 25.03.2008