Андрей Черных о суде присяжных: Для нас как законопослушных людей, нет необходимости обсуждать политическое решение

"Господа присяжные заседатели!" – отныне такое обращение в судах России будет произноситься реже. Согласно поправкам, одобренным Советом Федерации 17 декабря, дела об антигосударственных преступлениях отныне будут рассматривать профессиональные судебные тройки без участия представителей народа. ЗАКС.Ру решил обсудить эти поправки с видным петербургским юристом, а заодно – депутатом Законодательного cобрания Санкт-Петербурга четвертого созыва, членом фракции "Единая Россия" Андреем Черных. Напомним, что депутат работает в ЗакСе в профильном комитете: он - заместитель председателя Комитета по законодательству.

– Госдума с помощью поправок в Уголовно-процессуальный кодекс существенно ограничила полномочия суда присяжных. Отныне дела по обвинениям в терроризме, захвате заложников, организации незаконного вооруженного формирования или участия в нем, шпионаже, государственной измене, организации массовых беспорядков, насильственном захвате власти или насильственном удержании власти будут безальтернативно слушаться судом из трех судей. Как вы относитесь к этой инициативе?
– Как профессионал в этом деле - а я долгое время работал в органах следствия - могу сказать, что это одни из самых тяжелых по доказыванию дел. Понятно, что виновность подсудимых, если рассматривать в демократичном суде, будет ставиться под вопрос даже при самых очевидных доказательствах. Кроме того, при сегодняшнем уровне адвокатов очевидные доказательства вины могут представляться дезавуированными. Представьте, что кто-то был зверски изнасилован, а в дальнейшем в суде адвокаты представили виновной жертву, а пострадавшим – насильника. Именно так и шли подобного рода дела, когда самые очевидные вещи ставились под вопрос. А присяжные – люди непрофессиональные, не сильно погруженные в уголовный процесс и в знание законов, должны были выносить какие-то суждения. Понятно, что это непростая ситуация. С другой стороны, я сам работал в системе в то время, когда не было суда присяжных. В целом суд присяжных я поддерживаю, признаю его очень правильным и необходимым. Но решение, какие дела должны, а какие не должны рассматриваться судом присяжных, – уже политическое. Сегодня политическое решение принято таким образом.

– Сначала вы работали в прокуратуре, затем были судьей районного суда, затем адвокатом, то есть имеете представление о судопроизводстве со всех трех сторон. По вашему мнению, эти дела действительно резонно исключать из рассмотрения коллегии присяжных?
– В далекие 80-е годы я, будучи следователем, спрашивал адвокатов: "Почему вы не назначили психиатрическую экспертизу обвиняемому?" - они отвечали: "Да ты что! Никто нас не поймет, нас засмеют". Это было в 80-ые, сегодня XXI век, совсем другие адвокаты, они более продвинутые. Желая любым способом разбить материалы следствия, они могут ставить под сомнение любой, даже самый очевидный факт. Опорочить можно все что угодно. Все может быть лекарством и ядом, в зависимости от дозы. И суд присяжных, в каких-то моментах очень нужный и полезный, может оказаться отравой. Если мы начнем отпускать людей, повинных в террористических актах, смерти людей, нас в первую очередь не поймете вы, журналисты.

– Каковы основные "за" и "против" этой инициативы?
– Это политическое решение, его приняла Государственная Дума, проголосовав таким образом. Я могу только поратовать за то, чтобы у нас развивался институт суда присяжных в дальнейшем. Нужно понимать, как профессиональны должны быть все участники такого действия. Суд присяжных и сами присяжные, и адвокатура, защищающая интересы своих доверителей, и прокуратура, которая поддерживает обвинения, и судья должны быть высочайшей квалификации, чтобы демократические нормы продолжали действовать в России. Для нас суд присяжных – это новое явление, ему всего несколько лет. Я помню, что буквально несколько лет назад ставился вопрос: "Кто из адвокатов умеет вести такие процессы?" Здесь нужно, чтобы полезное лекарство не оказалось ядом.

– Вы упомянули термин "демократические нормы", на ваш взгляд, эти поправки не нарушают эти самые демократические нормы у подсудимых? В частности, право выбора – обычный суд или суд присяжных.
– Что-то мы можем оставить, что-то мы можем вывести из под какой-либо процедуры. Это политическое решение, здесь очень важно найти баланс, чтобы институт продолжал работать и был бы эффективным.

– Есть ли, на ваш взгляд, какой то рациональный мотив для того, чтобы ограничить полномочия суда присяжных по ряду дел, например, потому что многие категории дел (госизмена, шпионаж) могут быть связаны с закрытой для общественности информацией, государственной тайной?
– Как следователь в прошлом могу сказать, что для составления таких дел необходимо ознакомиться с материалами прослушивания. Может быть, с материалами оперативного сопровождения за несколько лет, специфическими источниками информации. Суду присяжных такую информацию можно доверять? Я думаю, что это сложно. Если Госдума уже приняла это решение, то для нас, как законопослушных людей, нет необходимости это обсуждать.

– Но Общественная палата не поддержала эти поправки…
– Там находятся люди, которые имеют свою точку зрения, но если закон принят, то его надо исполнять. Давайте бороться за точное исполнение закона, а норм, защищающих интересы и подсудимых и обвиняемых, достаточно и помимо суда присяжных. Не надо поднимать чрезмерного шума. Эта мера была вызвана тем, что очевидные преступники выходили на свободу, потому что таким было решение присяжных. Но и присяжные должны набрать какой-то опыт работы – 20-, 30-летний, чтобы принимать такие серьезные решения по делам, предусматривающим такие серьезные наказания.

– Существуют разные версии о причинах: депутаты, например, мотивировали это некомпетентностью и непрофессионализмом присяжных и большим количеством оправдательных приговоров для таких категорий обвиняемых. Правозащитники объясняют это совершенно другими причинами, главная из них – стремление надавить на оппозицию накануне возможных волнений из-за кризиса. Какая из этих версий вам кажется более правдоподобной?
– Если в результате действий оппозиции произошли массовые беспорядки, за это виновные должны нести ответственность. Я с ужасом наблюдаю за тем, что происходит в Афинах сейчас, на родине древних философов. Не дай Бог, где-нибудь еще могут быть такие ужасы! Я считаю, нам хватит народных волнений и революций.

– Не ущемляет ли эта мера права подсудимых? Подсудимый имеет право выбора?
– Суд должен быть и гуманным, и объективным и справедливым. Конечно, подсудимый имеет право выбора, но нужно постараться не быть замешенным в дела по государственной измене.

– Ну а если вдруг это произошло? Например, человек оказался на Марше несогласных, пошел купить жене подарок в Гостиный Двор, а его забрали в милицию, как вашего товарища по партии Алексея Цивилева или вашего коллегу Виталия Милонова? Так же случайно можно оказаться и в любой другой неприятной ситуации…
– Я не слышал, чтобы над ними был суд. У нас достаточно норм в Уголовно–процессуальном кодексе, которые обеспечивают защиту. Вина должна быть доказана, она доказывается не только с помощью суда присяжных, но и просто перед судьей. Суд присяжных – не панацея. И самый простой судья может выносить объективные и взвешенные приговоры или оправдывать людей. Всему свое время. Кстати, во всем мире по таким делам, как госизмена и терроризм, единичные страны имеют суд присяжных. Или это страны с многовековой историей, где таких явлений просто не существует.

– У общественности есть опасения, что это один из шагов к запрещению суда присяжных. В связи с этой мерой нет ли опасности для свертывания института присяжных как такового?
– Я сторонник суда присяжных, надеюсь, что и в дальнейшем он будет развиваться в нашей стране как эффективная норма установления справедливости. Опасения должны быть у всех нормальных людей, все демократические нормы нужно быть готовыми отстаивать. Суд присяжных – очень правильная норма, еще раз повторю.

– Утверждается, что из рассмотрения суда присяжных выключены исключительно дела по тяжелым преступлениям. Можно ли говорить, что, скажем, организация массовых беспорядков - такое же тяжкое преступление, как терроризм?
– Я считаю, что организация массовых беспорядков – тяжкое преступление. В моей семье есть погибший в ходе массовых беспорядков, где он был похищен и найден обезглавленным. Никто не пойман, наказанных нет. При этом он исполнял служебный долг и был убит. Цена таких беспорядков – человеческие жизни.

– Правозащитники полагают также, что поправки облегчают жизнь следственным органам наказывать неугодных власти людей…
– Мы живем в демократической стране, даже в СССР у нас вносились справедливые приговоры в подавляющем большинстве. Я не беру во внимание политические дела, к которым никогда не имел отношения. В целом у нас сбалансированная судебная система, которая может эффективно выполнять свои функции.

– С чем связано, что эти поправки ввели именно сейчас? Кризис имеет к этому отношение? Раньше суды присяжных рассматривали эти дела, и это не вызывало серьезных нареканий.
– Когда-то они должны были быть приняты. Надеюсь, что у нашей правоохранительной системы и государственной власти хватит сил, чтобы не допустить явлений, произошедших в Греции. А у правоохранительных органов хватит оперативных сил не допустить явлений, которые только что произошли в Индии. В итоге неточность действия государственных органов или правоохранительной системы приведет к потерям ни в чем неповинных человеческих жизней, которые ни журналисты, ни жители России не простят ни государству, ни правоохранительной системе. Поэтому я считаю, что наши жители должны быть надежно защищены. Если террористу, который готовится к теракту, говорить: "Не волнуйся, в суде мы тебя отмажем", а в результате погибает столько людей… Задайте вопрос родственникам погибших при теракте в "Норд Осте" или в Беслане, как их надо судить. Правда где-то посередине. Сегодня середина находится там, где принято это политическое решение.

Беседовала Екатерина Стекольщикова

Андрей Черных родился 19 марта 1959 года в Ленинграде. В 1982 году окончил юридический факультет Ленинградского государственного университета.
Служил следователем в военной прокуратуре. После демобилизации - старшим следователем в транспортной прокуратуре. Работал судьей районного суда. С 1993 года - адвокат. С 1998 года президент правозащитного фонда "Юридический Петербург".
С февраля 1998 года - депутат Муниципального совета "Гражданка" первого и второго созывов. Организатор сети общественных (бесплатных) юридических консультаций для жителей Гражданки, за что дважды номинировался на премию "Фемида".
С декабря 2002 года - депутат Законодательного собрания третьего созыва. Заместитель председателя Комитета по законодательству. Член комиссии по городскому хозяйству, градостроительству и земельным вопросам и плановой комиссии. Член фракции "ЯБЛОКО".
В марте 2007 года избран депутатом Законодательного собрания Санкт-Петербурга четвертого созыва. Заместитель председателя Комитета по законодательству, член постоянной комиссии по промышленности, экономике и собственности, член счетной комиссии. Председатель профильной комиссии по туристской индустрии. Член фракции "Единая Россия".