Валерий Шведов: "Доля нашей вины есть в авиакатастрофе с Качиньским"

Авиакатастрофа, закончившаяся гибелью польского президента Леха Качиньского под Смоленском, сделала актуальной тему состояния авиации в России. Эксперты и наблюдатели спорят о причинах катастрофы — кто-то обвиняет во всем самолет "Ту-154", на котором летел президент, кто-то — работу наземных служб аэродрома. Сходятся в одном: с авиацией в России не все хорошо. ЗАКС.Ру решил расспросить на тему смоленской катастрофы подполковника ВВС в отставке Валерия Шведова. Он полагает, что причиной аварии стали недостатки аэродромных служб.

—В чем именно причина падения самолета?
— Это не секрет. Мы пытаемся свалить всю вину на летчика, и я допускаю, что первое лицо государства давало команду экипажу: давай, садись! Это вполне возможно. Но и наша там вина присутствует.

— А в чем?
— Это аэродром, обеспечивающий военный завод, — предприятие, занимающееся ремонтом авиационной техники. Очень многое зависит от диспетчера. Мне кажется, что этого диспетчера там не было. По международным правилам, когда самолет заходит на посадку и погодные условия не соответствуют минимуму аэродрома, руководитель полета должен дать запрещение. Посадка запрещается, самолет уходим на запасной аэродром. Этого не было сделано.

— Можно ли было садиться в тумане?
— При наличии средств, обеспечивающих аэродром, — конечно. Я не понимаю: сказали, что это аэродром первого класса. Значит, на нем должны быть определенные системы посадки, обеспечивающие этот класс. Тогда вопрос: почему это произошло? При заходе на посадку в основную систему посадки входят два приводных радиомаркерных пункта — дальний и ближний. Почему летчик стал садиться до ближнего пункта, а не на полосу? По этим двум точкам можно выбрать прямую — продолжение посадочной оси. То есть в данной ситуации с помощью простых дедовских методов можно заходить на посадку. Но они обеспечивают до определенного минимума погоды, потому что это зависит от скорости самолета.

Для малоскоростного полета этого вполне достаточно, а для более скоростного — мало. Поэтому применяются радиолокационные системы посадки. Есть индикатор курса и индикатор глиссады. Глиссада — пересечение плоскости планирования с плоскостью курса. Для каждого аэродрома она почти одинакова. Все зависит от рельефа местности, составляет два градуса сорок минут. Самолет должен был снижаться по этой глиссаде, а он снизился гораздо раньше.

Мое мнение — он заходил по основной системе посадки. Радиолокационного контроля со стороны диспетчеров не было, и он заходил с помощью основной системы посадки. В результате он начал снижение между дальним и ближним радиомаркерным пунктом. Сел и столкнулся до ближнего пункта. Очевидно, он дальний привод принял за ближний. И начал снижаться в надежде увидеть землю, то есть посадочную полосу. А получилось, что он выскочил на деревья, то есть раннее было снижение.

— Кто же больше виноват — диспетчер или летчик?
— Это комплекс. Это всегда и то и другое. Мы все равно должны нести здесь ответственность, и обидно, что у нас это происходит. Происходит потому, что окружение нашего руководства, Владимира Владимировича и Дмитрия Анатольевича, должно быть соответствующее. Раньше была группа непрофессионалов, а вокруг них работали профессионалы. И все было нормально. А сейчас у нас руководит группа профессионалов, а вокруг непрофессионалы. То есть наше руководство в лице Путина доверяет тем, кому верят, а это непрофессионалы. Там только эмоции и чувства, а для государства этого мало.

— Санкт-Петербург считается колыбелью авиации. Каково текущее положение дел в этой сфере в городе?
— Это столица авиации. Во-первых, исторически — в 1882 году в Красном Селе Александр Федорович Можайский конструировал свой самолет. Два паровых двигателя им сконструированы, усовершенствованы. Кто почитает эту память? Царь оставил закладной камень. Нашим чиновникам наплевать. Энтузиасты нашли этот камень, сделали памятник, восстановили.

Малая авиация в Ленинградской области не развивается. Как она может развиваться, если нет аэродромов? Сейчас должен вступить в силу закон о том, что полет может осуществляться по заявочному принципу. То есть я, например, сделал заявку, что сегодня полечу по такому-то маршруту, и лечу. А раньше было по разрешениям. То есть: разрешите мне лететь. В связи с этим у нас очень плохо с подготовкой. Путин говорит: хорошо, мы откроем воздушное пространство. А не набьем ли мы тут шишек? Упал самолет на населенный пункт, и один может принести беду тысячам. Поэтому безопасность должна тут быть на высоком уровне. А у нас подготовка тех, кто станет давать права на управление, отсутствует. Санкт-Петербург — единственный в мире город, имеющий пять чемпионов мира по высшему пилотажу. Знает это кто-нибудь? Нет. А где они летают? В Питере они не летают, они летают в Серпухове в Московской области. А у нас аэродромы приготовлены чиновниками для реализации на сторону. Для того чтобы там были дачи, домики.

— Наши местные власти могут каким-то образом на это повлиять?
— Они готовы повлиять, если до них дойдет эта информация. Но мы для них достучаться не можем. Уже столько писем отправлено. А ответ: вами займется тот-то. Вопрос встал о том, чтобы восстановить утраченный аэродром. А оно цепляется одно за другое. Наши чемпионы мира могут готовить не только спортсменов, но и инструкторов. Чтобы инструкторы потом передали свои навыки.

Почему у нас раньше были чемпионы? Потому что у них был доступ. Из массы имеющих доступ были выбраны наиболее подготовленные. А потом из наиболее подготовленных были выбраны те, которые могут заниматься высшим пилотажем.

— Получается, что авиация для народа стала недоступной?
— Естественно. Кто поступает в Академию гражданской авиации? Тот, у кого есть деньги. Но не у всех, имеющих деньги, есть способность заниматься пилотажем, получать специальность летчика.

— Сколько в Петербурге и Ленинградской области действующих аэродромов?
— Я сейчас не могу сказать. Точно гораздо меньше, чем в прошлом. Многие аэродромы закрыты, сданы другим под их нужды. Количество самолетов сократилось в разы. В одном аэроклубе, к примеру, было 42 самолета, а сейчас там два, и то, которые не летают.

— Куда самолеты делись?
— Они имеют цену, и они улетели. Все взаимосвязано. Есть возможность установить, но для этого нужно достучаться, нужно пробить стену, которая окружает тех лиц, которые принимают решения.

Мы можем потерять малую авиацию насовсем. Каждый производитель авиационной техники заинтересован в прибыли. Вы удивитесь, сколько самолетов сделано, но их никто не финансирует. Самолеты продают за границу. Там их восстанавливают и летают. У нас — нет.


Беседовал Илья Евстигнеев