Максим Резник: Я называю себя оптимистом-антифашистом

фото Константина Ленькова, ЗАКС.Ру

Бывший депутат Заксобрания Петербурга Максим Резник не так давно освободился после 10 месяцев домашнего ареста. Из-за преследования по "наркотической" статье он не смог баллотироваться в новый созыв. Сейчас основной фронт его активности - социальные сети. В интервью ЗАКС.Ру Резник рассказал о своих претензиях к действующим депутатам-оппозиционерам, бывших взаимоотношениях с Вячеславом Макаровым и источниках своего оптимизма.

- Как вы себя чувствуете? Какие ощущения от вольной жизни?

- Эти ощущения были пару дней, теперь прошло. Ощущения такие, что я могу, например, поехать на Невский проспект. Я Петербург люблю, скучал по многим местам, хотя главные для меня, конечно, находятся на Васильевском острове. Вот основные ощущения. А всё остальное поглощается общей атмосферой… 

Не чувствую сильных изменений. Могу теперь на дачу поехать. Собираюсь это сделать. Планирую сейчас большую часть времени проводить на природе. Буду стараться жить жизнью человека, который стал безработным и с судимостью. Буду помогать маме сажать все, что необходимо сажать весной. Стану у неё подсобным рабочим. С низкой, пока, квалификацией.

- В прошлый раз вас задержали на даче. Ожидаете, что опять могут приехать?

- Не то что ожидаю. Конечно нет, и не хочу этого. Просто есть некоторые объективные факторы, которые позволяют предполагать, что это неизбежный сюжет, если ты, конечно, не уехал. Я получаю огромное количество писем, обращений от соратников о том, что мне надо срочно уехать, о том, что мне могут с этим помочь. Но есть много обстоятельств, которые не позволяют мне это сделать. Если честно, главное обстоятельство заключается в нежелании бежать. На тебя надвигается смерч или бешеная собака, и у тебя есть два пути: можешь стоять и смотреть ей в лицо или можешь повернуться спиной, бежать. Ты проявишь слабость, а результат будет тот же самый. Такой радости я "оркам" не доставлю. 

Что обычно хотят от нас "орки"? Они хотят, чтобы мы в них превратились или залезли в норы, прекратили сопротивление. А сопротивление сегодня заключается даже в том, чтобы оставаться самим собой и от своей позиции не отступать. На тебя наступают, а ты просто стоишь. Да, тебя могут снести, но хуже всего, когда ты бежишь. Я бежать не хочу, останусь самим собой: оптимистом-антифашистом. Незаконно лишенным парламентской трибуны. Меня, конечно, огорчают немногие единомышленники-депутаты. Они, с моей точки зрения, заключили сделку с "чертенком" Бельским. Они считают это достижением - трибуна ЗакСа не используется для обсуждения [специальной военной операции]. Это "гнилой компромисс".

- Нет у вас грани, после которой вы считаете допустимым уехать из страны? Если вот это произойдет, то всё. Думали над этим?

- Естественно, думал. Но для меня ничего такого не может произойти. Я не могу уехать один. Я должен остаться с близкими людьми. Для себя я принял решение, что никуда не поеду. И главное: именно здесь, в России, остаётся большинство моих соратников. Они и в застенках (Навальный, Пивоваров, Кара-Мурза) и на воле (Яшин, Ройзман, Галямина, Рыклин) мужественно продолжают нашу общую борьбу. Их очень много. И я хочу быть с ними.

- Вы любите повторять, что сейчас мы проживаем главные дни нашей жизни, при этом уехавших из страны соратников не осуждаете. Может быть, есть мысли, что некоторые уехали на эмоциях и им стоило остаться здесь?

- Такие мысли, конечно, приходят в голову. Но я считаю, что неважно, где ты. Если бы они остались, забились в норы или, не дай бог, пытались бы перекраситься - было бы гораздо хуже. Сейчас самое главное - остаться на стороне добра. Если только отъезд позволяет тебе это сделать, тогда уезжай.

- Вы начали говорить про действующих депутатов, которые безмолвствуют. Что они, по-вашему, должны делать? 

- Как что? Делать свою работу. Зачем ты в депутаты избирался? Люди тебя поддерживают, считают тебя своим "голосом". У меня было время подумать, и я понял, что всё, что сейчас происходит, в моем личном пространстве началось чуть раньше. Можно посмотреть, что делал я. Вот это, как я считаю, и должен делать депутат. Он должен не молчать о самых главных вещах. 

Если помнишь, я говорил и о Беглове, и о Путине, и о Навальном, когда Макаров делал всё, чтобы и близко касающиеся этого вопросы не поставить в повестку. Обсуждались дороги - я выходил и говорил, что дороги - это важная проблема, но еще более важная - дураки, какой дурак отдал приказ на разгон протестующих? Великий могучий русский язык, наверное, позволяет тебе найти способ, чтобы сказать то, что ты думаешь. Всегда и в любых обстоятельствах. Если хватает смелости. Если нет - тогда утешайся "гнилыми компромиссами".

Я понимаю, что бывают разные обстоятельства. Но ты спрашиваешь, что делал бы я. В этом смысле я счастливый человек, потому что вовремя сел. Но почему я считаю возможным такие претензии предъявлять? Потому что собственной работой доказал, что это возможно. Другое дело, что тогда не было [специальной военной операции]. Перед таким выбором я бы сам не хотел оказаться. Тебе страшно за родных, за близких, за тех людей, которых ты можешь подвести. Это трудная история. Такое время, его не выбирают. Но молчать или говорить - это только твой выбор. 

Например, на мой выбор, уехать или нет, повлияло возвращение Алексея Навального. Когда он вернулся, для меня вопрос оказался закрытым. Ты претендуешь на что-то, значит, должен соответствовать. Я пытаюсь. Алексей задал невероятно высокую планку мужества, силы духа, истинного патриотизма. Мне до неё далеко. Но я пытаюсь хотя бы не снижать своей.

- В пятом и в начале шестого созыва ЗакСа вы много внимания уделяли городским вопросам, готовили законопроекты. К концу работы в Мариинском дворце ваша деятельность свелась преимущественно к этим жестким политическим высказываниям с трибуны. Как это произошло? Как вы поняли, что действовать нужно так?

- Это непростая история и непростые решения. Мы много общались на эту тему с близкими друзьями и соратниками: я им давно говорил, что между струй пройти не получится, наступает большое зло, будет черное и белое. Если ты не можешь ни на что повлиять с точки зрения закона - возвысь свой голос с доверенной тебе людьми трибуны, ясно и чётко встань на сторону добра.

Наверное, найдутся люди, которые скажут, что Резник ерундой занимался, выступал с трибуны, а не обсуждал "дом на Больших Говнищах, 6". Наверное, они по-своему будут правы. Но Резник считал, что самое важное - это говорить о том, что происходит. В конце концов, происходят выборы и твои представления о жизни проверяются на мнении избирателей. Так устроена демократия. Ты выходишь и говоришь: "Я защищал дом на Больших Говнищах". А избиратель тебя спрашивает: "А что ты думаешь про Бучу?" Но для меня самое главное - это вопросы, которые сам себе задаю. Избиратели могут тебя не выбрать, а от совести своей не убежишь.

И для меня было очевидно, что всё происходящее ведет к большой трагедии. Я посчитал, что нужно сделать выбор. Для меня этот сюжет был связан с заседанием правительства [Петербурга 25 декабря 2018 года]. Случайные обстоятельства. У меня просто было свободное время, хотел посмотреть, как прощаются с Игорем Албиным. Я даже не знал, что будет обсуждаться вопрос блокады. Просто пришел, сел. Поскольку я в соцсетях писал об этом (планах городских властей провести парад в день снятия блокады Ленинграда. - ЗАКС.Ру), товарищи из Смольного были готовы. Ему (врио губернатора Александру Беглову. - ЗАКС.Ру) записку написали - он должен был прочитать, что я продвинутый депутат. Он так примерно и говорил, не понимая вообще, о чем идет речь. Когда начался экспромт, мне стало понятно, что это существо, которое отделом очистки не может командовать, не то что Петербургом. Для меня это неприемлемо. Я люблю свой город. Такой человек не может руководить Петербургом, меня это оскорбляет.

Я начал с него. Потом начались процессы общероссийские. Они совпали с моими личными обстоятельствами. Наверное, кто-то скажет, что меня Макаров защищал и поэтому со мной не расправились сразу. Мне про это ничего не известно. Про Макарова мне известно только, что он меня всё время отговаривал. Каждый раз выйти на трибуну было, как прорваться через джунгли. Со мной вели разговоры. Мне даже предлагали деньги, чтобы я уехал на какое-то время, отдохнул хорошо и вернулся, когда закончатся выборы. Меня отговаривали от подачи в суд на Беглова. Естественно, я отказывался. Было важным остаться самим собой. Чем сложнее обстоятельства, тем сложнее это сделать, но тем не менее. 

- Уголовное дело против себя вы считаете политическим. Если это так, то для чего оно могло понадобиться? Чтобы отомстить, чтобы не пустить в новый созыв парламента или, может быть, чтобы ослабить Вячеслава Макарова - вас считали близким ему человеком?

- Последний мотив возможен. Макаров много раз публично говорил обо мне хорошие вещи. Когда меня сажали в ИВС в 2017 году, он говорил, что это избыточно. В отношении меня он вел себя странно для лидера "Единой России". Наверное, такой мотив присутствовал, чтобы показать Сергею Кириенко или кто там за выборы отвечает - посмотрите, какие у Макарова "друзья-навальнисты".

Но все-таки думаю, что главный мотив был не в этом. Он был в противостоянии с двумя людьми - Бегловым и Пригожиным. Понятно, что могла быть задача зачистить оппозицию в принципе. Изначально это могла быть личная месть, которую можно было как-то остановить. В парадигме регионального конфликта это мало кого волновало, но когда начался конфликт условно "Путин - Навальный", то, наверное, я попал под общую раздачу. Тем более я не то что не скрывал своей позиции, я прямо бежал в первые ряды, расталкивая всех. 

- Вас удивило, когда Макаров написал поручительство после вашего задержания? 

- Я был тронут по-человечески. Я понимал, что для него это в каком-то смысле риск. Я с ним работал 10 лет, был главой комиссии. У нас были какие-то отношения... Но я Макарова знаю с 2002 года, когда он еще баллотировался от оппозиции. Его история очень показательна. Есть человек. На каком-то этапе развития он идет в политику, идет внутрь системы. Это как будто ты идешь туда, где есть радиация жуткая, ты заражаешься и становишься зомби. А должна быть атмосфера, которая  помогает развиваться твоим лучшим качествам. В этом задача власти на самом деле. Задача власти не в том, чтобы назначить послушных депутатов. А в том, чтобы создавать атмосферу, где депутаты проявляли бы свои лучшие человеческие качества.

У каждого в этой системе был шанс. Кто-то сбежал, кто-то раскаялся, но в целом она заставляла людей смиряться и соответствовать ее звериному оскалу. Поэтому, когда он подписал поручительство, для меня это была приятная неожиданность. Которая, правда, ничего не меняла в принципе.

Я вообще ко всему происходящему отношусь как к нашему участию в саге о Гарри Поттере. Знаешь, там есть такие дементоры, которые высасывают душу. Дементорам надо противостоять. Одна из задач зла - показать добру, что оно бессильно. Все эти опросы, вопли, преследования - для чего всё это делается? Не для того, чтобы посадить конкретного имярека, а чтобы парализовать общую волю к сопротивлению. Так действуют дементоры, а у нас должны быть свои патронусы. Когда тебе плохо, когда кто-то предал, ты переключи свое внимание на тех людей, которые рядом с тобой, которые думают так же, как ты, получи от них энергию. Так мы сохраняем способность к сопротивлению. 

- Когда вы с Макаровым последний раз общались?

- 16 июня 2021 года, когда было заседание парламента, на котором был дан официальный старт избирательной кампании. Я еще тогда сказал, что главная задача на выборах - голосовать против "Единой России". 17-го ко мне на дачу приехали и задержали. Больше мы с ним не общались. Грубо говоря, он понимал, к чему дело идет. Он меня искренне отговаривал… Не думаю, что он заботился только обо мне, и о себе тоже. В их системе координат я был его проблемой, его подопечным. А поскольку я в принципе не могу быть подопечным, я был для всех проблемой.

- До начала уголовного преследования вам поступали предложения просто по-хорошему не выдвигаться на выборы? 

- Нет, врать не буду. Про "не выдвигайся" разговоров не было. Вообще, как это происходит. Когда они видят, что ты человек способный, тебя предлагают перейти на другую сторону. Первый раз это было ещё в далёком 1998-м. Потом мне это предлагали и Валентина Матвиенко, и Вадим Тюльпанов. Я тогда еще не был депутатом, а "Яблоко" было абсолютным изгоем. Это был сюжет, когда нас сняли с выборов в 2007 году. Снятие списка партии с выборов и сейчас было бы скандалом, а тогда тем более. "Марш несогласных", "два вагона заезжих", по версии Валентины Матвиенко, сброшенный с парапета городской Думы Сергей Гуляев - вот эти все обстоятельства. Помню разговор с Тюльпановым. Он спросил, не хочу ли я вступить в Общероссийский народный фронт. "Вадим Альбертович, дальше, следующий вопрос", - так я ему ответил.

Тебя вербуют - это первое. Потом пытаются нащупать тот круг вопросов, по которым с тобою можно разговаривать. Со мной в принципе можно разговаривать, я никогда этого не скрывал. Переговоры ведутся даже на войне. Меня за это упрекали после выборов 2011 года, например. "Мандаты друзьям обеспечил". Сейчас это не так уж важно, меня не волнуют оценки персонажей типа Григория Явлинского, который купил себе домик на Рублевке. Неважно, сколько он стоит. Сейчас это все равно что купить в центре Мордора дом.  И то, что ты там потом пишешь и говоришь, никого уже не волнует всерьёз. Ты - часть системы, часть Мордора. Меня волнует мнение таких людей, как Александр Сокуров.

Так вот, тебя пытаются прощупать. И я, конечно, вел переговоры, в том числе тогда, в 2011 году. Политический посыл был простой - я пытался убедить ЕР, что есть Оксана Дмитриева со "Справедливой Россией", которая для них главная угроза, и если они снимут "Яблоко", все наши голоса уйдут к ней. Все разговоры с властью велись исключительно таким образом. Есть наши интересы, есть ваши интересы. Мы враги, но так бывает, что у врагов могут совпасть интересы. Например, в отношении Оксаны Дмитриевой и партии "Справедливая Россия", которую я всегда считал фейковой оппозицией, наши интересы в чем совпали? У "Единой России" "Справедливая Россия" рвала корыто, а у нас - избирателей, манила своей "оппозиционностью". Но это не значило, что мы должны были договариваться до того, чтобы мандаты раздать - это ерунда полная. Фундаментальные принципы  - не предмет для торга.

- Если бы сейчас была возможность участвовать в выборах, участвовали бы?

- У меня как раз спросила недавно теща, что с моей судимостью теперь на выборы не пойти и в школу на работу не устроиться. Но если бы я мог участвовать в выборах, это было бы примерно то же самое, как если бы Эрнста Тельмана в 1943 году вывезли из концлагеря проголосовать, а потом вернули его обратно. Примерно в такой ситуации мы и находимся. Имеет смысл выезжать из концлагеря, чтобы проголосовать? Поле для компромиссов исчезло. 

Честно говоря, будь я сейчас депутатом, возможно, самое правильное, что можно было бы сделать, чтобы сохранить себя и не сесть в тюрьму, - отказаться от мандата. Мне было трудно даже в те времена, которые сейчас считаются вегетарианскими. Каждое то выступление - это было преодоление. В том числе и в семье. В семье меня, конечно, поддерживали, но понимали, что мне это тяжело дается. 

- Заседания в этом созыве ЗакСа проходят быстро, дискуссий почти нет. В прошлом было живее и веселее, но все равно, что тогда, что сейчас законы принимали по согласованию со Смольным, а оппозиция часто вообще не имела возможности даже выступить со своими инициативами. Есть ли принципиальная разница между этими двумя созывами?

- Ты сам ответил на вопрос, который ранее мне задавал: "Зачем вы стали выступать и перестали вносить законопроекты?" Потому что ничего не рассматривалось, это бессмысленная история. В этом смысле созыв ничем не отличается. У тебя есть трибуна - выйди и скажи. Тебе заткнут рот. Но Борис Лазаревич же придумал, что можно записывать выступления на диктофон, а потом накладывать звук. Класс, да? Красавчик! Но что сейчас мешает так сделать? Выйди - включи диктофон. Они могут сказать, что тогда за это на 15 лет нельзя было сесть. Ну и что? Вы реально боитесь, что вас на 15 лет посадят или просто боитесь? Тогда уйдите из депутатов и уступите место другим, тем, кто может выступить, кто не боится. Вы же все по спискам прошли.

В Петербурге много думающих людей, а в петербургском парламенте обсуждают 5G, самокаты…. Я бы не хотел оказаться в этом месте в это время, но если бы оказался, то выбрал бы быть собой. В этом плане у меня большие претензии к нынешнему созыву. У антифашистов трибун мало - выступай в ЗакСе! Что, там будут двери ломать, туда пришлют спецназ? Вряд ли. Даже если пришлют, тем более это будет показательно. Но по-человечески я понимаю, что у них у всех есть жены, дети, мужья. В этом смысле мне легче, наверное.

- То есть вы все-таки понимаете этих людей? Помимо идеалов, есть же еще "реальная политика" и личные обстоятельства.

- Понять можно. Я понимаю, но не принимаю их объяснения. Но если принять за фундамент, на мой взгляд, абсолютно правильные слова Ильи Новикова о том, что каждый из нас вне зависимости от возраста проживает самые главные дни в нашей жизни, то ты тогда определись, что для тебя важнее: пост вице-спикера, депутатский мандат или совесть? Какие дни тогда будут более важными? Мы же должны понимать, что обстоятельства, в которых мы оказались, не имеют аналогов. Имеют параллели, но не аналоги. Ребята, вы что, еще более важные дни в своей жизни ждете? Проявите себя! Пройдет лет пять, нас будут спрашивать, где мы были в это время? Почему молчали? Как долгое время спрашивали, где вы были 19 августа 1991 года? Я тогда в свои 16 лет был на площади перед Мариинским дворцом, кстати... Единственный в нынешнем составе ЗакСа, кто заслуживает оценки "выше ожидаемой", - это Александр Шишлов.

- Рассуждая о будущем, вы все время говорите о двух альтернативах: Алексее Навальном с его окружением и действующей элите. Почему вы сбрасываете со счетов, допустим, еще более консервативные силы?

- Стрелкова ты имеешь в виду?

- Например.

- Я их не сбрасываю со счетов. Но они обречены как часть Зла. И мне кажется, для человека более естественно думать о позитивных сценариях. Я считаю, что это правильно с точки зрения психологии - в такое трудное время концентрироваться на позитивном. Тем более что тут от меня что-то будет зависеть. Если к власти придет Стрелков, что от меня будет зависеть? Какое место я займу у стенки? Ну да, я могу попросить занять место левее или правее Бориса Лазаревича. 

Как историк я понимаю, что возможны разные сценарии, но я не хочу верить в плохое. Мне кажется, мысли и слова формируют некое пространство. Я читаю в разных "экстремистских" социальных сетях большое количество сокрушающихся постов: "Как нас мало, а их так много, это все безнадежно, давайте в последний раз обнимемся". Вот это такая, уж извините, терпильная философия! Я хорошо понимаю шестидесятников, мой отец к ним принадлежал, и я сам сформировался под влиянием этих людей. Компания моих родителей - это были люди, которые выросли в "оттепель". И я понимаю этих людей, почему сейчас в основной массе своей они настроены на пессимистический лад. Потому что они привыкли: перестройка, до этого "оттепель", потом - девяностые. И всё время всё кончается одним и тем же. Разочарованием. Но и среди них очень много несгибаемых людей.

Мое поколение - оно другое, оно будет бороться. Решимость Навального и Ко в этом и заключается - у нас нет такого груза поражений. Мы выросли в девяностые годы, и мы понимаем все сложности, понимаем, где были допущены ошибки нашими "старшими товарищами". Но мы знаем, что девяностые - это было в смысле Свободы время одно из лучших в истории России. Мы взрослели и мужали в те сложные годы. Мы, конечно, не сдадимся и мы, конечно, победим, а Навальный будет президентом. Даже не обязательно Навальный как лицо, будет кто-то из "наших", условно говоря. 

Сейчас, наверное, это слабое утешение. Когда рушится тоннель, в котором ты жил, он может тебя накрыть, но мы - пройдём. Мы выберемся на свет, поймем, что это пепелище, что это ужасно, что весь мир смотрит на нас, как на каких-то убогих, мы всё это будем переживать. Это будет очень непростая история, но этот шанс - он будет. И очень скоро. Зло обречено, хоть и способно принести ещё много бед.

- Откуда у вас такой настрой берется? 

- Мне кажется, что когда ты ноешь публично… Нет, ты можешь поныть дома жене, маме. Да и то я не считаю, что сейчас это правильно. Я, наоборот, должен успокоить жену и маму, сказать, что всё это ненадолго. Я даже сам зачастую ощущаю подступающее отчаяние, но я борюсь с этим. В эти дни это самая главная линия борьбы, может быть: борьба с отчаянием. Но я убеждён, что оптимистичный сценарий ближайшего будущего стал более реален, чем до 24 февраля. И это даёт мне силы. Тем более нужно отвечать за людей, если ты политик. Именно поэтому я называю себя оптимистом-антифашистом. 

У нас просто другого выхода нет. Оптимизм - это прагматичный подход. Нужно сосредоточиться на том, чтобы жить дальше. Если мы собираемся это делать, значит, нужно настраиваться на позитивный сценарий. Нужно бороться со злом. Я очень большой оптимист. Я уже говорил, что сейчас для нас самые важные дни. Если эти дни закончатся плохо, какое будет иметь значение, был я оптимистом или нет? А с точки зрения настроя людей, от тех, кого слушают, многое зависит. Поэтому я сам себя настраиваю на оптимистичный лад и всех остальных тоже.

Беседовал Сергей Еремеев