Трудный век Юлия Рыбакова: вышла первая часть его автобиографии

В Фонтанном доме на днях прошла презентация книги "Мой век" известного правозащитника, депутата Госдумы трех созывов Юлия Рыбакова. Жанр определен как "историко-биографические заметки", хотя собственно воспоминаний о своей жизни Рыбаков приводит не так много, предпочитая рассказывать о советской эпохе в целом, в частности о Сталине (день смерти которого как раз 5 марта). Он приводит множество уникальных архивных документов, сопровождая их анализом.

Тяжелые игры
"Мой век" повествует о политической истории России с Февральской революции до начала 90-х через рассказ о членах семьи Юлия Рыбакова и о нем самом. Автор рассуждает о наиболее значимых, с его точки зрения, событиях в жизни страны, чтобы с помощью разбора ошибок, преступлений и подвигов прошлого лучше понять настоящее.

Книга, выпущенная издательством "Деан", имеет обозначение "Часть I". Автобиография обрывается началом 90-х. "За бортом" пока остались годы депутатства Рыбакова, на которые пришлась львиная доля его общественной и политической деятельности. О них он обещает рассказать во второй части книги.

При чтении книги довольно скоро бросается в глаза необычная манера писателя обращаться с именами исторических лиц. "В. И. Ульянов (он же — Базиль, Карич, старик, Ленин, Фрей, Jakob Richter и так далее, всего более ста кличек и псевдонимов)"; "Л. Бронштейн (он же Антид Отто, он же Пер, Львов, Арбузов, Викентьев, Яновский, Седов, Троцкий)"; "Иосиф Джугашвили (он же Коба, он же Сталин, Рябой, Чижиков, он же Бесошвили, Като, Сосо и еще два десятка кличек и псевдонимов)". И таким образом представив этих людей читателю, впредь Рыбаков их иначе, чем настоящими фамилиями, не называет.

Таким образом, автор говорит о них с позиции энциклопедического словаря, отказываясь от игры в историю, то есть любых пропагандистских мифов, ассоциаций и конструкций, неизбежно связанных с понятием "Сталин". Сталин в сознании людей либо "вождь и герой", либо "палач и преступник". Джугашвили же оказывается просто "крупным диктатором начала — середины ХХ века".

От первого лица
В книге грамотно подобранные иллюстрации и интересные архивные документы — воспоминания очевидцев событий революции, террора, оттепели, застоя и перестройки, которые не только дают читателю знания, но и несут искреннюю боль, которой в книге очень много. Например, воспоминания генерала Петра Краснова о зверствах развращенных большевиками солдат в 1917 году:

"— Бей жидов! — крикнул кто-то из толпы.

Солдаты тащили еврейских женщин, девушек, подростков и волокли их в лес.

Там, между мертвыми, солдаты копошились толпами по пятнадцать, по двадцать человек, и там делали свое гнусное дело. Оттуда неслись тяжелые хрипы, стоны, истеричный смех, мольбы, женский плач, грубый хохот и жестокие шутки.

…Солнце так и не вышло из-за серых туч посмотреть на тот ужас, который творился…

Вечер надвигался тоскливый и жуткий. Дождя не было, но парило на земле.

— Что ж это, братцы? Что нам за это буде?

— Да… Натворили…"

Воспоминания ветерана правозащитного движения Людмилы Алексеевой звучат, словно цитата из "1984" Оруэлла: "Уже с 30-х годов в библиотеках проводились чистки. Изымались книги, написанные немарксистами и "врагами народа", а также книги, в которых те упоминались без должного осуждения. Лет за десять библиотечные полки опустели. Невозможно было найти первоисточники для глубокого изучения русского революционного движения. Книги по русской философии и общественной мысли периода с 1860 по 1949 год были буквально выметены. Не осталось и следа от политических партий России, даже материалы о большевиках начинались с 1940 года. Теперь все газеты, журналы и книги были посвящены прославлению товарища Сталина, Компартии, Советской Родины, великого русского народа и наших доблестных Вооруженных сил. Ни одна книга не должна была быть безыдейной".

Значительную часть книги Юлия Рыбакова составляют стихи, передающие дух эпохи. Автор цитирует как классиков, так и малоизвестных поэтов, обращаясь в том числе к стихотворным строкам своего отца Андрея Рыбакова.

Родом с улицы Свободы
И все же "Мой век" — не только исторический трактат, но и автобиография. Юлий Рыбаков рассказывает о своих предках: старинном роде с давними офицерскими традициями, и о себе самом: "На нашем замечательном боровичевском (в Боровичах находился дом Рыбаковых. — Ред.) доме написано — улица Свободы. И пусть рядом, за забором, пленные немцы строят больницу, говорят, что они — фашисты; это немножко страшно… но жить все равно хорошо. Я еще не знаю, что и моя улица, и город, и река — все-все вокруг находится в Большой зоне общенародного режима. Этому "исправительно-трудовому лагерю" уже 30 лет. Тех, кто жил в другие времена, тех, кто помнит другой, открытый мир, — все меньше…"

Архивные документы сопровождаются аналитическими рассуждениями правозащитника: "В сознании жителей Союза было выстроено псевдопространство, как сказали бы теперь — виртуальный мир, в котором жило 250 миллионов людей. В этом "королевстве кривых зеркал", как в одноименном детском фильме, все наоборот. Все вывернуто наизнанку: захват власти кучкой жестоких авантюристов и демагогов предстает триумфом народной воли, массовый голод — не цель и вина палачей, моривших крестьянство, а стихия, с которой успешно справилась новая власть… Пакта о разделе Европы с Гитлером не было, а были "пять сталинских ударов" — это они, а не реки крови обеспечили победу одного политического зверя над другим… Кремлевский горец и его гоблины произвели лоботомию — физическое отключение части общественного сознания, лишив его контактов с внешним миром, лишив его возможности помнить, сравнивать, а следовательно — думать. Это было нетрудно — два поколения уже выросли в изолированных условиях, другой жизни они не знают, как и собственной, настоящей истории".

Власть насекомых
Дискуссия о том, когда же произошел откат от движения к демократии в начале 90-х к эпохе нового застоя, ведется в обществе уже продолжительное время. Предположения высказываются разные: от экстравагантных — 1989 год (когда "уличная толпа возродила культ личности в лице Бориса Ельцина") до уже привычных — разгон парламента в 1993 году. Некоторые говорят, что это был 1994-й — начало войны в Чечне, некоторые называют 1996-й — перевыборы Ельцина, или 2000-й год — вхождение во власть Путина.

Неожиданный вариант ответа предлагает Юлий Рыбаков: "Сегодня, видя, что после всех надежд хозяевами страны и ее богатств стали наследники чекистов, задаешься вопросом — может, не так уж они были и глупы, а просто дали развалиться гнилой системе, ограничивавшей их аппетиты? Допустим, кому-то в советских властных эшелонах стало ясно, что впереди полный крах, но его можно использовать… Что руками демократов можно выстроить основы новой государственности, а потом, когда Авгиевы конюшни будут расчищены, когда первый, неблагодарный труд будет сделан, отпихнув "бригаду нулевого цикла", завладеть и властью, и собственностью?

Но наличие такой стратегической интриги не имеет пока подтверждений. <…> Быть может, и правы те, кто считает, что КГБ системно восстал против ЦК КПСС, чтобы стать настоящим Хозяином. Но хоть у них и получилось, я не сторонник теории заговоров и думаю, что захват ими власти — не результат давно задуманного хитроумного плана, а что-то инстинктивно-рефлекторное, как программа поведения у общественных или "колониальных" насекомых, термитов или муравьев… Всесилие и мудрость советских спецслужб — скорее миф".

"Мой век" можно приобрести в петербургском Доме книги, а также через интернет-магазины.


Анджей Беловранин