Вадим Прохоров: Выносить дела о госизмене на суд присяжных - это слишком неосторожно

Отныне дела об антигосударственных преступлениях будут рассматривать профессиональные судебные тройки, участие присяжных заседателей в процессах по этим делам отменяется. Эти поправки, одобренные Советом Федерации 17 декабря, вызвали бурные дискуссии в обществе. Либеральные правозащитники заговорили о наступлении "нового 1937 года", раскритиковала нововведения за недемократичность и Общественная палата РФ. ЗАКС.Ру решил обсудить этот вопрос с доктором юридических наук, профессором, преподавателем кафедры уголовного права юридического факультета СПбГУ Вадимом Прохоровым.

Напомним, что согласно поправкам, одобренным Советом Федерации 17 декабря, из ведения суда присяжных заседателей изымаются дела о преступлениях антигосударственной направленности, в том числе связанных с терроризмом, захватом заложников, организацией незаконных вооруженных формирований, шпионажем, государственной изменой, насильственным захватом власти, вооруженным мятежом, диверсиями, массовыми беспорядками. Отныне эти дела будет рассматривать коллегия из трех судей.

– Госдума внесла поправки в Уголовно-процессуальный кодекс, существенно ограничивающие полномочия суда присяжных. Отныне дела по обвинениям в терроризме, шпионаже, организации массовых беспорядков и государственной измене будут безальтернативно слушаться судом из трех судей. Как вы относитесь к этой инициативе?
– Изменения законодательства подобного рода нужно рассматривать на фоне оценки суда присяжных как института правосудия, иначе содержание этого закона не понять. Суть дела заключается в том, что суд присяжных – одна из апробированных в мировой практике форм осуществления правосудия. Она имеет очевидные положительные стороны, заключающиеся в том, что к участию в правосудии привлекаются люди из народа, лишенные профессиональной узости взглядов и способные взглянуть на события с точки зрения здравого смысла. Участие таких людей в судебном процессе демократично, ибо чем больше к участию в правосудии привлекается людей, тем сильнее участие народа в осуществлении правосудия, тем больше народа проходит школу правового воспитания. Поэтому чем шире функционирует этот институт осуществления правосудия, тем, в принципе, лучше. Поэтому, я уверен, что суду присяжных принадлежит достаточно хорошее будущее. Но есть определенные обстоятельства, которые конкурируют с этим достоинством.
 
– Какие это обстоятельства?
– Первое, суд присяжных – это очень дорогое удовольствие. На сложные процессы, которые тянутся порой очень долго, чуть ли не годами, надо привлекать очень много людей, которые тем самым отстраняются от основной работы, берутся на государственное содержание и так далее. Вот почему во всем мире суд присяжных, образно говоря, - "бриллиант в короне правосудия". Через суды присяжных проходит очень небольшое количество уголовных дел. Всюду уголовные дела рассматривают либо судьи единолично, либо судьи в коллегиальном составе, и только по небольшой категории дел правосудие осуществляет суд присяжных. Это нужно иметь в виду, потому что никогда все правосудие по уголовным делам полностью не окажется в рамках суда присяжных. Во-вторых, есть категории дел, рассмотрение которых связано с обсуждением проблем в сфере государственных секретов и государственных тайн, доступ к которым по понятным причинам должен быть ограничен. Положение не универсально, поэтому принципиальных возражений против такого рода законодательного решения, которое последовало последнее время, у меня нет.

– Почему, на ваш взгляд, изымаются именно эти дела? Почему суды, которые проводятся по делам ФСБ, не нуждаются в участии присяжных? Депутаты, например, мотивировали это некомпетентностью и непрофессионализмом присяжных и большим количеством оправдательных приговоров для таких категорий обвиняемых…
– Этот упрек не может быть принят. Правосудие вообще невозможно без оправдательных приговоров, если бы их не было, мы бы усомнились в качестве такого правосудия. Кроме того, говорится о том, что в условиях высокой коррумпированности, когда в правосудии участвует много людей, открывается достаточно широкая возможность так или иначе воздействовать на присяжных, что также не является достоинством этой формы правосудия. Тем не менее отбор присяжных во всем мире проходит по самым разным параметрам, поэтому и прокуратура, и защита имеют возможность отобрать такой состав присяжных, который не вызывал бы сомнений в честности и порядочности этих людей. Поэтому и этот аргумент против суда присяжных нужно снять. Гораздо существеннее другой аргумент – повторюсь, есть такая категория дел, рассмотрение которых связано с обсуждением проблем в сфере государственных секретов и государственных тайн. В этом случае дела о шпионаже, о нарушении государственной тайны, о террористических актах, их расследовании связаны с определенными приемами оперативно-розыскной деятельности, которая осуществляется не публично. Я уже не говорю о сведениях, составляющих государственную тайну.

Например, что такое шпионаж? Это собирание сведений, в том числе содержащих государственную тайну. Такого рода дела связаны с определенными интересами, которые не должны быть доступны широкой публике ни при каких обстоятельствах. Это позволяет тщательно рассматривать вопрос о том, какие дела должны выноситься на суд присяжных, а какие нет.

– Утверждается, что из рассмотрения суда присяжных выключены исключительно дела по тяжелым преступлениям: терроризм, госизмена, организация массовых беспорядков и шпионаж. Но можно ли говорить, что, скажем, организация массовых беспорядков - такое же тяжкое преступление, как терроризм?
– Вывод из сферы действия суда присяжных определенной категории преступлений определяется вовсе не их тяжестью, очень тяжкие преступления остаются за судом присяжных, например умышленное убийство при отягчающих обстоятельствах. Дело не в тяжести заключается, а в характере преступления, первое обстоятельство – необходимость на суде рассматривать документы под грифом государственной тайны и секретности. По закону о тайне засекреченной является оперативно–розыскная деятельность.

– Массовые беспорядки разве подпадают под определение государственной тайны?
–  Массовые беспорядки – это то, что творится сейчас в Греции: на протяжении нескольких дней толпы бесчинствуют, сжигают магазины, разбивают машины. Это типичный образец. Афины были потрясены этими беспорядками. Будет ли суд присяжных рассматривать в Афинах это дело? Сомневаюсь, потому что суд присяжных должен быть судом спокойным, взвешенным, состоять из нейтральных, независимо судящих людей, которые руководствуются своим гражданским чувством, своим восприятием того, что произошло на бытовом уровне. И эти люди из числа афинян будут рассматривать дело по поводу массовых беспорядков в Афинах? – никогда. Они слишком эмоционально накалены, слишком разделены на сторонников и противников тех, кто набезобразничал и так далее. На днях в США закончился суд над американцем, который оставил младенца в машине, который потом погиб. Он отказался от суда присяжных, и его оправдали. Если бы был суд присяжных – едва ли его оправдали, потому что руководствовались бы чувством, а решить в этой ситуации, поступил ли человек неосторожно и заслуживает упрека или это несчастный случай, стечение обстоятельств – требует совершенно иного отношения к делу. Поэтому он не отдал свою судьбу на рассмотрение разгневанных женщин.

– По-вашему, судья вынес справедливый приговор?
– Как может человек судить о справедливости или несправедливости определенного решения, не рассмотрев этого дела? Не познакомившись с обстоятельствами и так далее? Это и есть уличный подход к решению вопросов справедливости. Правосудие – очень сложная и точная вещь, поэтому рассматривать дела правосудия только сквозь одну и ту же призму – демократично или нет – это односторонний взгляд, нужно видеть многое.

– И все же, не ущемляют ли последние поправки права подсудимых?
– Ничего недемократического, ничего того, что бы ущемляло интересы правосудия, государства и общества, в этих ограничениях нет. Дела, рассматриваемые судами присяжных в мире, составляют очень небольшой удельный вес, поэтому необходим тщательный отбор такого рода категорий дел. Тяжкие преступления, без всякого сомнения, должны выноситься на суд присяжных, и тяжесть преступления вовсе не препятствует этому. Но государственная измена - на суд присяжных - это слишком неосторожная позиция.

– Общественная палата РФ в своем официальном обращении 17 декабря не поддержала ограничение полномочий суда присяжных, заявив, что "законопроект неконституционен, ведет к свертыванию гражданских прав и свобод и не может быть поддержан". Также представители ОП добавили, что "предложенные изменения порядка рассмотрения дел о терроризме, массовых беспорядках, шпионаже и других преступлениях этого ряда без участия присяжных приведут не к усилению борьбы с этими преступлениями, а лишь к увеличению показателей, то есть к имитации борьбы и к показухе, в результате чего десятки невиновных людей отправятся в тюрьмы и колонии". Как вы это прокомментируете?
– Я не знаком с этим решением, текст его не читал. То, что вы процитировали, звучит крайне демагогично, нелогично, там звучат слова общего типа о свертывании демократии, нечто подобное, что лишено конкретного содержания,  а звучит лишь как демократические заклинания.

– Почему же? Представители Общественной палаты конкретизировали, что изменение этого порядка приведет не к усилению борьбы с преступлениями, а к увеличению обвинительных приговоров, к имитации борьбы и к показухе, в результате таких судов невиновных людей могут привлечь к незаслуженной уголовной ответственности.
– Вслушайтесь в эти слова – это просто заклинания какие-то: прошу вас поверить в то, что если это произойдет, то вызовет такие-то и такие-то последствия. Почему? Какие доказательства, что произойдут все эти ужасы? Почему трое профессиональных судей, в честности которых нет оснований сомневаться, совершат ошибку?

–То есть вы полагаете, что нет оснований сомневаться в честности трех судей и больше оснований сомневаться в честности присяжных?
– А почему у меня не может быть оснований сомневаться в честности каждого из присяжных? Мы что будем исходить из презумпции нечестности конкретного судьи, если мы априорно исходим из их честности? Другого допущения быть не может. Если кто-то когда-то проявил нечестность, то такие люди удаляются из системы правосудия. Но возможность судебной ошибки всегда существует. Очевидно, надо стремиться к тому, чтобы такое количество ошибок сводилось к минимуму, но предположить, что трое профессионалов непременно будут ошибаться чаще, чем коллегия присяжных – это алогичная и неверная предпосылка. Та самая Общественная палата в той части, на которую вы ссылаетесь, не приводит никаких весомых аргументов, во всяком случае для меня.

– Некоторые правозащитники по аналогии вспоминают печально знаменитые судебные тройки НКВД конца 30-х годов, фабриковавшие обвинительные приговоры. Нет ли опасности возобновления тенденций такого рода правосудия?
–  Это опять демагогия. Там была тройка непрофессионалов, чиновников, которые вопреки закону решали вопросы. Это был заклейменный нами всеми произвол – могла быть тройка, могла быть двойка, был и один судья. Никакого отношения к законности это не имеет. И проводить аналогию с теми тройками нелогично, демагогично. Это прием, рассчитанный на популизм. Все сложные дела, как правило, рассматриваются тремя профессиональными судьями, дела рассматриваются и единолично одним судьей.

– То есть вы исключаете ангажированность суда трех судей в подобных делах?
– Нет, не исключаю, как не исключаю непорядочности любого человека. Теоретически ничего нельзя исключать, но когда мы обсуждаем конкретный вопрос о том, как оптимизировать осуществление правосудия в РФ на современном историческом этапе, то нужно брать объективные факты, а не исходить из предположений: суд присяжных – нечто святое и безгрешное, а судебная тройка ему уступает. Еще раз повторяю, что суд присяжных – лучшая форма организации правосудия, потому что вовлекает в осуществление правосудия широкий круг людей. Это и есть его прекрасное достоинство, а рассуждать о том, что суд присяжных больше застрахован от ошибок, чем какой-то иной суд, просто некорректно, не выдерживает проверки фактами.

– По мнению правозащитника Юлия Рыбакова, например, это делается с целью облегчить жизнь следственным органам, чтобы получить возможность привлечения к суду тройками, на суд которых можно привлечь случайных или неугодных власти людей, оппозиционеров.
– То есть правозащитник этот исходит из того, что следствие фальсифицирует дела. Это его дело – строить предположения и гипотезы и строить заключения, построенные на них. Но гипотезы эти несостоятельны. Нельзя исходить заранее из того, что окружающие люди – подлецы, что следователь будет фальсифицировать. Следственная система построена на достаточно сложной системе контроля, и в то же время она самостоятельна. Представьте себе, нужно сломать человека, убить в нем совесть, чтобы следователь, ведущий расследование уголовного дела, не убедившись в виновности человека, составил о нем обвинительное заключение. Это может быть, но строить систему, исходя из того, что в многотысячной армии этих работников найдется негодяй, нельзя. Нельзя исходить из того, что следствие будет фальсифицировать, а профессиональные судьи будут санкционировать эти фальсификации и выносить неправосудные приговоры. Это неверно. Это вовсе не исключает наличие негодяев, но это исключает возможность строить систему правосудия, априори рассчитывая на то, что она находится в руках негодяев. Вот в чем разница.
 
– Как вы думаете, почему эти поправки ввели именно сейчас? Раньше суды присяжных рассматривали эти дела, и это не вызывало серьезных нареканий…
- Это надо спрашивать у законодателей, можно, конечно, законодательствовать по какой-то горячей ситуации: что-то случилось и тут же как реакция на это издается закон. Тогда это всем видно, и тогда спрашивают: "чью дочку изнасиловали?", потому что за изнасилование подняли санкцию больше, чем за убийство.

 – Я могу привести вам одну из версий: многие правозащитники считают, что в связи с наступившим кризисом в стране сейчас возможны различные народные волнения, и чтобы как-то регулировать этот процесс и тем самым предупредить людей о том, что им не стоит участвовать в этих волнениях, они вводят эти поправки.
– Если дело дойдет до народных волнений в связи с кризисом, никакие законодательные новеллы, никакое изменение подсудности суда присяжных на профессиональных судей не повлияют. Это объективный процесс, это никого не остановит. Если цель – остановить и не допустить волнения, – тогда это понятно, а сажать людей никому не нужно. Никто не испугается. Людей, выходящих на улицы, напугать нельзя, тем более такими вещами. Говорить о связи сокращения полномочий суда присяжных из-за предвидения массовых беспорядков нелогично, потому что присяжные также могут вынести обвинительные приговоры в связи с массовыми беспорядками, потому что либо сам присяжный, либо его сосед может пострадать от этих беспорядков. Изменение подсудности не может служить средством предупреждения определенных социальных событий. Либо докатится страна до такого положения, либо нет. При помощи такой "юридической ерунды" социальные проблемы не изменишь. Демократам кажется, что есть злодеи, которые хотят остановить социальный протест при помощи отмены суда присяжных. Даже смешно слушать…

– Может быть, это стремление создать прецедент, чтобы предупредить несогласных?
– Вы полагаете, что кого-то будут судить для того, чтобы попугать других? История этого не подтверждает. Политические процессы проходили в России, а революционная ситуация все более обострялась. Это забота людей, которые изначально оппозиционны, в такой оппозиции ничего плохого нет, потому что в нормальной системе всегда должна быть оппозиция, к мнению которой нужно прислушиваться властям. Но есть профессионально оппозиционные структуры, которые априорно рассматривают любые движения власти как нечто враждебное их представлениям.

Беседовала Екатерина Стекольщикова