ГУЛЯЕВ СЕРГЕЙ ВЛАДИМИРОВИЧ

- О чем будем говорить?
- О жизни, о себе. Если можно, то с самого начала.

- Отец мой был военным, ракетчиком, так что пришлось с детства, точнее с младенчества, помотаться по гарнизонам. Рожали меня в Белоруссии, а спустя два месяца я был уже в
Калининградской области. Учился в школе, потом в 17 лет поступил во Львовское военно-политическое училище, на факультет журналистики.

- А чем было вызвано такое решение: стать не просто журналистом, но журналистом военным?
- Я думаю, что в те времена все пацаны хотели стать военными. А почему журналистом? Я еще в школьные годы, в бывшем городе Тильзит, ныне Советск, писал в местную газету. Жизнь была бурная - театральная труппа, ансамбль, много всяких событий - было о чем писать.

- А в спектаклях участвовали?
- Да, приходилось играть в "Полоумном Журдене" Булгакова, в пьесе Юозаса Грушаса "Любовь, джаз и черт" сыграл роль бандита и хулигана. Ввозвращаясь к журналистике - в местной газете мне говорили: "Поступай в Ленинградский университет, мы тебе дадим направление, потом возвращайся обратно, возьмем на работу". И я начал задумываться: с одной стороны, хотелось быть военным, с другой, привлекала перспектива стать "бумагомарателем". И уже не помню, кто мне сказал, что это все можно совместить. Я рванул во Львов. Правда, в военкомате мне намекнули, что тебе там делать без поддержки нечего - слишком закрытое заведение. И действительно, выяснилось, что там конкурс 25 человек на место. Осмотрелся: компания хорошая, думаю, поживу две недели в лагере, поучаствую в экзаменах. И неожиданно для себя поступил.

- Мечталось ли после училища служить в каком-то конкретном месте?
- В семьдесят девятом году началась буча в Афгане, и практически весь наш курс написал рапорты, чтобы туда отправиться, но поехали немногие, кто не написал, знал, что все равно не пошлют. После училища меня направили в Туркестанский военный округ, и там кадровик сразу же спросил: "Кто хочет в Афганистан?". Я подумал, что от войны не отказываются (после этой фразы Сергей Гуляев на мгновение замолчал), и оказался единственным добровольцем. Через два дня я был уже в Кабуле, и потом практически два года не вылезал из машины.

- То есть прямо с корабля на бал?
- Да. Комбриг мне сразу сказал: "Какой журналист? Мне старший колонны нужен. Заметки каждый может писать. По дороге напишешь". Приказ - это закон - сел в машину и поехал. Обстреляли раза три, машина с топливом перевернулась. Когда вернулись, подумал: два года я здесь точно не проживу. Ну вот, выжил. Потом как-то посчитал - выяснилось, что на колесах я ночевал больше, чем в своей койке в офицерском общежитии. Ну и естественно писал репортажи в бригадную газету "Сын Отечества". Бывало, требуют: "Давай материалы, где тебя носит?". А я: "Дайте хоть помыться". В общем, там, где в Афганистане существовала сеть дорог, практически везде проехал. Подробнее об этом описано в моих книгах об Афгане, одна называется "Дорога через войну", другая - "Время алых перевалов".
Единственное, что я еще не сделал - это не опубликовал свой Афганский дневник. Только сейчас понимаю, какой это серьезный документ.

- Куда Вас направили после Афганистана?
- В Ленинградский военный округ. Служил в 45-ой гвардейской дивизии. Позже был корреспондентом газеты "На страже Родины" ЛенВО. В восемьдесят шестом году принимал участие в ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС. У меня туда было три командировки, и в общей сложности я пробыл там два месяца. Хочу сказать, что люди пахали там отчаянно, не спрашивали ни о деньгах, ни о льготах. Просто знали, что если они этого не сделают, то эта беда, эта пыль будет гулять по всей России. Я сам лопатой ничего не убирал, но в самой зоне был, фотографировал на крыше третьего реактора. О Чернобыле у меня тоже вышла книга - "Солдаты Чернобыля". Мы ее опубликовали вместе с Владом Виноградовым, он сейчас начальник пресс-службы Налоговой Полиции. За эту книгу мы получили премию Союза журналистов.

- И что после Чернобыля?
- Объездил весь Север, Заполярье. Потом Прибалтика. Там как раз начались все эти политические события. В то время я познакомился с замечательными ребятами: Чеславом Млынником и Болеславом Макутыновичем, командирами Рижского и Вильнюсского ОМОНов. И в девяносто первом году я был с ними рядом, чем мог, помогал.

- И за это Вам досталось от прессы.
- Да, меня даже называли фашистом. Но я нормальный человек, которому было просто больно смотреть на развал страны.

- Александр Невзоров - Ваш общий с Чеславом Млынником знакомый?
- Да. И после так называемого путча с ГКЧП, когда он остался один, он позвал меня ему помогать. Думаю, что ему меня "сосватал" Лев Николаевич Гумилев, мы с ним были знакомы, он жил недалеко в Солнечном. Я Невзорову говорю, мол, хорошо, буду помогать, но если только что-то писать или снимать, а он: "Нет. В эфир.". Да, для меня это темный лес был - телевидение -, и Невзоров согласился.
Один раз в черновую сняли меня на камеру, так я сказал, что больше к ней не подойду. А на следующий день он мне говорит: "Меня вызывают в Москву, надо ехать, а "Секунды" должны выходить, так что давай! В итоге я, заикаясь и спотыкаясь, вышел со своей первой программой. Вылетел из студии как ошпаренный и кричу: "Все! Больше вы меня здесь не увидите!". Невзоров уже вернулся, кстати, может, он никуда и не уезжал, и говорит: "Все нормально. Завтра у тебя опять эфир". К концу второго года работы в "600 секунд" я уже делал все, совершенно не напрягаясь, еще бы годиков пять, и наверное достиг бы полного совершенства. Но в девяносто третьем году нас закрыли. Невзоров ушел в Думу.

- Но Вы с телевидения не ушли?
- Не ушел, год работал главным редактором в независимой телекомпании "Век", снимали рекламу, фильмы, а потом меня пригласил губернатор Рязанской области возглавить телевидение на Рязанской ГТРК. Два года отработал главным редактором, старался избавить телевидение от бесовщины, сатанизма и мыльных опер.

- Кстати, что бы Вы сказали о сегодняшнем телевидении?
- Не хотелось бы обижать коллег, но за редким исключением...(вздох). Проработал в Рязани два года без отпуска, посчитал, что дело сделано, паровоз запущен, все ресурсы исчерпаны, все работает, в один из дней попрощался, сказал: "Ребята, все, больше не могу". И уехал в отпуск в Петербург. Приехал в город в пять утра. Белые ночи, подумал: "Какую красоту я потерял! А я там порчу нервы, успокаивая то своих журналистов, то губернатора". В общем, вернулся в Петербург. Год болтался, пытаясь найти какую-нибудь работу, пока не встретился с директором ИТАР-ТАСС Петровым, и он мне предложил поработать в Чечне. От войны, понятно, не отказываются, и я поехал туда в командировку на два месяца.

- Касаясь военной темы, в чем, на ваш взгляд, разница между Афганской и Чеченской войной?
- Разница - принципиальная. Война в Чечне изначально более жесткая, более неправильная что ли. Что бы ни говорили, но это война с собственным народом. Чеченцы такие же россияне, как и мы. И мы воюем на нашей территории. От этой войны у меня гораздо тяжелее внутренние ощущения, чем от войны в Афгане. Там мы знали, что помогаем, скажем так, "нормальным" афганцам воевать против душманов, бандитов и наркоторговли.

- Того, что сейчас там процветает?
- Да, я кстати, считаю, что эта война лет на десять оттянула поток наркотиков и оружия в Россию.
В своей книге о Чечне я провожу параллели между Афганистаном и Чечней. Я собирался ее построить немного не так, как получилось - хотел взять свои Афганские и Чеченские дневники и смикшировать. Сравнить, скажем, первый день Афганской и Чеченской войны, свои ощущения. Но Афганский дневник я так и не могу открыть - до сих пор тяжело. Юность боевая, порой даже какой-то восторг от того, что там происходило...

- А вот это Пушкинское "Есть упоение в бою...", оно действительно существует?
- Естественно, только сейчас это называют адреналином. Кстати, когда человек попадает после войны в мирную жизнь, он из-за его отсутствия себя найти не может. Я после Афганистана года два в себя прийти не мог. На войне возникают настоящие мужские отношения, ведь все друг у друга на виду, тут не слукавишь.
И каждый день живешь, как последний. И это затягивает. Я знаю некоторых ребят, которые не хотят уезжать из Чечни. Их оттуда палками гонят, а они ни в какую.
У меня был один знакомый командир, его чуть ли не силой в вертолет запихнули. Так он перед самым вылетом, когда уже УАЗик с начальством отъехал, чемодан выкинул и сам спрыгнул. Потом мне сказал: "Я пока всех своих пацанов не отправлю на дембель, не уеду". Вот такие люди.

- Сергей Владимирович, если можно расскажите о своих наградах. Я знаю, у Вас есть орден Красной Звезды.
- Да, это за Афганистан. Был представлен в восемьдесят четвертом году.

- Медаль "За спасение погибающих"?
- Это за Чернобыль. Уже указом Путина. Представляли еще давно, но где-то там застряло и пришло практически через пятнадцать лет.

- А за Чечню?
- Медаль "За воинскую доблесть", "За боевое содружество", еще именное оружие. Есть у меня теперь такой предмет. Что еще сказать? Увлечение - охота. Правда, на серьезную - на медведя, на лося - лет десять уже не ходил.
Семья. Женат. Двое детей - дочери. Хотелось бы третьего, пацана, ну это посмотрим...