Леонид Парфёнов: "Советская матрица не отпускает людей и государство"

Второй из четырех томов проекта Леонида Парфенова "Намедни. Наша Эра. 1961-2000" получился толстым, с картинками. Книга посвящена событиям, людям, явлениям периода 1971-1980 годов. Но трудно обсуждать относительно недавнее советское прошлое, не затрагивая настоящее. Тем более, что сам Парфенов убежден  в том, что "мы живем в эпоху ренессанса советской античности".

- Насколько оригинален ваш проект? Это ноу-хау, или на Западе есть что-то подобное?
- Чего-то подобного я не видел. У них, конечно, большое уважение к собственной материальной культуре и, в принципе, какое-нибудь издательство может запросто представить книгу из истории английских кресел, обитых ситцем в клеточку, или историю садовых леек. Они обожают такие вещи, особенно в Англии, где полно чудаков-коллекционеров. Но попыток создания такой общей панорамы, как "Намедни. Наша эра", там не найти. Все-таки "всеобщая панорама" больше применима к такой закрытой и самоценной системе, какой было советское общество, когда все, что имеет возможность влиять, влияет массово. Когда вся страна чистится "поморином" и "мэри", слышит Пугачеву и шутки Жванецкого… Один выскочил, он шутит, а все поражаются, какой Миша острый. Рынка нет ни в чем… А истошный крик Аллы: "За это можно все отдать!" – это тоже всеобщий вопль свободы…

- В томе втором описаны, пользуясь вашей терминологией, 282 феномена десятилетия 1971-1980 годов, в книжке больше полутысячи фотографий… Скажите, теперь ведь все советское уже не модно не ругать, а вашими 282-ю феноменами можно умиляться, а то и восторгаться?
- Не думаю, что моя книга не способствует умилению и восхищению. Но то, что с подачи нынешней власти, прежде всего, для России считается славным прошлым, то это огромная проблема России. Когда-нибудь надо будет с этим кончать, когда-то надо перестать раздваивать сознание: нельзя же смотреть фильм "Адмирал", и в то же время не выносить Ленина из Мавзолея... Я пишу о том, что советские реалии, опыт, матрица не отпускает людей, народ, нацию, страну, государство. Конечно, это выражается в массе примеров. Слава Богу, у нас нет никакой единой России, кроме той, которая неспроста пишется в кавычках… По-моему, никто не ставит у нас всерьез задачу продолжить традицию российской государственности. Зато мы все видим другое - продолжение советской государственности в больших и малых проявлениях. Поистине, мы живем в эпоху ренессанса советской античности. Исследование причин этого не являются моей задачей, я ведь журналист, а не политолог. Мое дело - предоставить некую сумму вполне объективистски организованной информации, а задача читателей увидеть в этом что-то свое.

Что до меня, так только слепой может не увидеть в нефтепроводе "Дружба" и газапроводах сегодняшнюю матрицу нашего представления: "А ежели что не по-нашему, то отключим газ!". И рассуждения советского человека про сателлитов в Восточной Европе: да все у них наше – нефть наша, газ наш – все наше! Оно ведь ровно такое же, оно вам ничего не напоминает?

- Известны ли вам среди нынешнего руководства государства персоны, что всерьез интересуются, увлекаются историей своих предшественников?
- Чем-то интересуются и что-то они понимают, но у меня нет ощущения, что главы государств сознают, что будут стоять между Александром II и Александром III – надо бы что-то такое сделать, чтобы в этом строю стоять достойно. Явно об этом не задумывались Никита Сергеевич, Леонид Ильич, да и Михаил Сергеевич как-то не очень похож на человека, который про это все раздумывал. Мне кажется, что Борис Николаевич Ельцин про это задумывался, у него было что-то, но, все исчерпало себя к концу его первого срока, замах провести суд над КПСС – это все завяло, попытки переосмыслить, осудить, начать с чистого листа, покаяться – они были, но не системными. А уж общество и массы не разделяли этих попыток и вовсе. Решили, что нам нечего стыдиться и вообще, всем стоит гордиться, помаленьку объявлять нашим славным прошлым.

В этом смысле нет, я привожу пример в предисловии книги: меня восхитила одна фотография, на которой Дмитрий Анатольевич Медведев с изумлением смотрит на себя на доске выпускников юридического факультета Санкт-Петербургского университета. Там также значится Владимир Путин, Дмитрий Козак, еще кто-то – но это все выпускники Ленинградского ордена Ленина и ордена Трудового красного знамени государственного университета имени Андрея Александровича Жданова… Но там нет ни Керенского, ни Ленина... А если он Санкт-Петербургский, то только в 70-80 годы выпускников чествовал - это такая короткая у нас память? Вот мы название города восстановили, и университет города называем своим, и он все древнее и древнее становится.

Представляете, когда я в нем учился, он еще был 1819 года основания, а теперь ему уже оказывается 250 лет! В том же духе справляли 800 лет Казани, а лет через десять лет нашли какую-то монету и, еще через 15, справили 1000-летие... Но замена вывески ведь не означает преемственности. Только ли дело в том, что в ректорском флигеле больше не живет ректор, и там не рождается Саша Блок! Ну, это вообще как-то смешно выводить и считать, что вот тот Санкт-Петербургский, где Менделеев преподавал, только от того, что теперь все те же слова на доске…

Поставить другое слово - это не значит, что вместо Ленина и Сталина поставить Бога. Так что у меня ощущение, что у сильных мира сего интерес какой-то присутствует, но я хорошо помню, как Владимир Путин не пошел открывать памятник Александру II. Открывали Лужков и патриарх…

- Для кого ваша книга?
- Для кого угодно. Кому-то будет интересно открыть, полистать, провести параллели, подумать о том, что он жил. А кому-то интересно от того, что он там не жил. Я не вижу никаких противоречий.  Я горжусь человеком, который после смерти Муслима Магомаева написал в ЖЖ: "Я -1972 года рождения, я не застал эпоху Магомаева, а вот почитал у вас и понял, что это действительно был прорывом". Это ведь тоже важно – понять, в каком состоянии находились люди, что им мог дать азербайджанец, брюнет в северной стране, который, раскинув руки,  вдруг с такой силой и страстью заголосил на трех-четырех иностранных языках разом.

- Для вас самого это тоже было прорывом, потрясением?
- Для меня - это профессия. Нет, понятно, есть какие-то личные мотивы – что-то вспоминаешь, а что-то сам не очень точно знал, и лучше первоисточник пересмотреть. Я почти все переслушал для того, чтобы написать. Очень давно не слушал записи Майи Кристалинской, и чтобы как-то освежить и написать об этом – послушал. Деревенскую прозу советских лет я тоже перечитал.

- Докризисные 2007 и 2008 годы были отмечены активным поиском национальной идеи. Продуктивно ли это занятие?
- Как журналисту мне это не очень интересно, потому что отдает пропагандой, во всяком случае, что касается учебников. И, в принципе это, конечно, вредно, потому что представляет историю не наукой, а идеологией. В истории по-прежнему нет абсолютных истин. В физике ведь e=mc2 независимо от того, кто в администрации президента работает, это абсолютная наука. А вот агрессия Советского Союза против Финляндии все время пересматривается. 1939-40-е годы с разной степенью стыдливости излагаются в наших учебниках, что означает, что по-прежнему история - не наука, а служанка существующего момента. Ключевский ведь очень свободно писал о Романовых в довольно строгое царствие Александра III, и это не мешало ему пребывать в статусе ведущего историка своего времени.

Я вот все думаю, что если кто-то издаст учебник, в котором нужно будет гордиться коллективизацией, то я на правах правнука расстрелянного крестьянина все-таки в суд подам, просто для того, чтобы была возможность это обсудить. До сих пор так и не подсчитано число миллионов жертв, но все идет к тому, что надо будет и этим гордиться...

- А может быть, проблема в том, что у сегодняшнего руководства сохраняется комсомольская идеология?
- Ну, это ведь не только комсомольская идеология, и не только у руководства. Я не назвал бы ее комсомольской, просто идентифицировать себя с Союзом намного проще, чем с Россией: что мы знаем про ту Россию, про тот уклад жизни. В Ульяновске я снимал сюжет, как живет нынешний завоблоно. То есть тот, кто сейчас является Ильей Ульяновым. У Ильи Николаевича было 11 комнат, две терассы, шестеро детей, не работала жена, сад два гектара, каретный сарай, травяной, площадка для серсо, для городков, ложа в губернском театре, две купальни – одна для мальчиков, другая для девочек, при этом он работу делал дома, обходился без офиса. Представляете, какая бюрократия была изумительная! В сегодняшнем облано одна бухгалтерия человек сорок составляет. Ну а нынешний зав. живет в трехкомнатной квартире, у него работает жена, и дочка у него одна…

Что мы знаем об том укладе жизни? Симбирск был губернским центром, где не было даже железной дороги. А у них имелся немецкий рояль, выписывали ноты из Петербурга и последние почтовые получения – романс модного композитора Чайковского "Все для тебя". Что мы знаем про этот уклад жизни – 11 комнат, шесть детей, неработающая жена – там вымыть эти одиннадцать комнат пять человек потребуется! Там можно просто глянуть на число окон по фасаду и представить, что это было такое – завоблоно. Должность, соответствующая тогда генерал-лейтенанту, он был действительным статским советником. Что мы знаем об этой цивилизации? Как мы ее представляем, как мы корреспондируемся с ними, до какой степени ощущаем ту Россию своей? Это же смешно говорить!

- Россию, которую мы потеряли, современники воспринимают  по фильмам Никиты Михалкова…
- Я не про то, какие фильмы снимаются, фильмы - это художественное произведение. Что мы понимаем в этой эпохе, просто как это было? Вы знаете, что при советской власти сделали хохму из подлинной книги для невест, где черным по белому написано: если внезапно нагрянули гости, возьмите бараний бок и быстренько запеките; написано, что нет ничего проще, чем быстро сделать канапе с черной икрой – это будет легкой закуской. В советское время сама книга о вкусной и здоровой пище стала таким же анекдотом.

-Чем ваша книга отличается то учебника по истории?
- Прежде всего, это не учебник по истории, это свод феноменов того или иного времени. Ни в каком учебнике истории львиная доля этих событий, людей и явлений не является предметом рассмотрения. Нет там и таких фотографий, да и бумага похуже, поменьше формат.

- А феномены нового времени в нового десятилетия уже существуют?
- Масса! В 2008-й вошли бы Медведев, Обама, грузинская война, экономический кризис, iPhone… В общественно-политическом смысле очевидна так называемая суверенная демократия, этот админресурс, когда каждый раз раньше, чем выборы состоятся, известно, чем они закончатся. В медийном пространстве очевидно бурное распространение Интернета - сегодня уже другая Россия. Конечно, в зависимости от поколений. Потому, что в России 25 и 50 – это две разных судьбы. А 20, 40 и 60 – три разных. Ну, так уж у нас сложилось.

Да и ситуация развивается непредсказуемо. Мы же не знаем, где там будет дно кризиса… И совершенно неясен итог десятилетия, которое так триумфально начиналось, а сейчас заставляет все чаще поёживаться (и не только жителей Пикалево!). Если в 10-м году картина не изменится, то мы в целом на десятилетие будет по-другому смотреть. Ведь важно не только то, как песня начиналась, но и на какой ноте закончится…

Михаил Антонов